Когда 17 июля над Восточной Украиной был сбит — предположительно, пророссийскими повстанцами, — рейс MH17 Malaysia Airlines, Соединенные Штаты и ЕС ввели новые, более широкие санкции. Российский президент Владимир Путин в ответ увеличил активность на украинском направлении. Вместо того, чтобы дистанцироваться от ополченцев, Москва выступила в их поддержку. Она снабжает их оружием, прикрывает их дипломатически и даже приказывает российским войскам обстреливать украинские силы через границу. Хотя Путину дали возможность отказаться от политики, которая стоит ему все дороже и дороже, он решил пойти на эскалацию.
Поступая так, он гарантирует своей стране изоляцию и экономические трудности. Президент США Барак Обама заметил на прошлой неделе, что Путин ведет себя нерационально. «Объективно говоря, президенту Путину следовало бы стремиться к дипломатическому урегулированию конфликта и снятию санкций», — заявил он. По его словам, Путин и его окружение «игнорируют собственные долгосрочные интересы», и это ограничивает эффект, которого способны достичь Соединенные Штаты.
Однако при взгляде из Москвы эти интересы выглядят совсем иначе, чем при взгляде из Вашингтона. Возможно, Путин и его советники — циники, но в своем цинизме они честны. По их мнению, Запад — и в особенности, Соединенные Штаты, не прекращают попытки ослабить и раздробить Россию. Украина для них стала красной чертой. Подозрительное отношение Путина к Западу, недовольство сложившимся после холодной войны миропорядком и боязнь, что Украина изберет прозападный курс, в сочетании порождают мощный коктейль из обиды и паранойи. Единственное спасение Путин видит в «суверенитете», который, как заявил Путин своему Совету безопасности, «размывается» из-за «ультиматумов и санкций». С точки зрения Путина, именно этот «суверенитет» упустил советский премьер (так в тексте, — прим. перев.) Михаил Горбачев, что и привело к распаду государства. Путин твердо намерен избежать такого исхода.
В суверенитете для Путина заключается суть власти. «Путиным движет идея о том, что Россия неизбежно должна обладать влиянием, — считает заведующий отделом стратегических оценок Центра ситуационного анализа Российской академии наук Сергей Уткин. — Он полностью убежден, что это некое призвание, некий вызов, которому должна отвечать политика страны». Если бы Путин пошел на попятный в вопросе об Украине даже после гибели MH17, это бы значило для него не только потерю лица, но и отказ от того, что он считает историческим природным правом России. Не стоит забывать, что при президенте Дмитрии Медведеве Москва не поддержала идею так называемой перезагрузки отношений с США. Примирительный подход Вашингтона она сочла всего лишь давно необходимой корректировкой американского курса. Во время текущего президентского срока Путина стремление отомстить за былые геополитические унижения явно усилилась. Вдобавок кризис на Украине выдвинул собственных активистов. Для пестрой группы разнообразных «ястребов» и националистов «конфронтация выглядит положительным фактором», так как она позволяет обрести «еще больше суверенитета», считает Уткин.
Дальнейшая конфронтация с Западом за Украину может выглядеть для Путина вполне привлекательной перспективой. Из развязки холодной войны он вынес один урок: уступить значит проиграть. Когда после гибели MH17 перед ним встал выбор — прекратить украинскую авантюру или, напротив, начать действовать активнее, Путин предпочел выбрать второй вариант даже ценой мирового негодования. Сейчас Россия готовится к долгой изоляции от Запада, которую в московских политических кругах называют «мобилизацией», «консолидацией» и «самодостаточностью».
На практике это будет означать фетишизацию исключения России из таких структур, как «Большая восьмерка», и активные попытки заменить иностранные товары и услуги российскими. В среду Путин запретил импорт пищевых продуктов из стран, введших санкции против России. Если учесть, что импорт занимает около 30% российского розничного рынка продовольствия, этот шаг может повредить российским потребителям сильнее, чем американским или европейским поставщикам. Обсуждается также ряд других предложений — от вполне реальных (таких, как внутреннее производство комплектующих для оружейной отрасли) до сомнительных (таких, как создание национальной системы платежных карт). Россия обратится вовнутрь: ужесточит внутреннюю политику и усилит конфронтационный внешнеполитический курс. Чтобы изменить расчеты Путина — если это вообще возможно — могут потребоваться годы. «Санкции — это не таблетка, которую можно сегодня проглотить, чтобы завтра она уже подействовала», — отмечает осведомленный о ситуации вокруг Украины американский чиновник. По его словам, администрация Обамы надеется, что Путин осознает долгосрочные угрозы и это скажется на его нынешней позиции.
Между тем Путин делает ставку на то, что страна сможет выдержать бремя изоляции, и оно не вызовет общественные волнения, способные угрожать президентской власти. Возможно, это, действительно, так. На прошлой неделе в авторитетной деловой газете «Ведомости» вышла статья симпатизирующего Кремлю политического аналитика Василия Кашина, в которой он пишет, что «в ходе новой холодной войны в первые годы мы будем героически преодолевать трудности, затем мы будем одерживать победы, а потом нашим внукам придется за эти победы расплачиваться».
В краткосрочной перспективе те же самые факторы, которые вредят России экономически, могут защитить Путина с политической точки зрения. В июне Клиффорд Гэдди (Clifford Gaddy) и Барри Айкс (Barry Ickes) из Брукингского института охарактеризовали Россию как » экономического таракана — существо, во многих отношениях, примитивное и некрасивое, зато обладающее выдающимися способностями к выживанию в самых разных неблагоприятных условиях«. Санкции США и ЕС, вероятно, заставят темпы роста российской экономики, начавшие снижаться еще до украинского кризиса, падать еще быстрее. Однако они не блокируют экспорт нефти и газа, приносящий Кремлю примерно половину его доходов. Эти деньги продолжат течь в государственную казну, а из нее — в карманы той многочисленной части российского населения, доходы которой зависят от государства. (Примерно 20% россиян — пенсионеры, 20% работают на государство и еще 15% работают на принадлежащие государству компании.) Таким образом, санкции могут не сказаться на зарплатах, выплата которых обеспечивает политическую стабильность. Как сформулировал экономист Владислав Иноземцев, возглавляющий Центр исследований постиндустриального общества, «санкции ударят по росту экономики, но не помешают Путину поднимать зарплату чиновникам и офицерам ФСБ».
В то же время, хотя экономическая изоляция может вызвать недовольство изрядной части деловой элиты, скорее всего, этого будет недостаточно, чтобы она обернулась против Путина. Так как иностранные банки прекратят кредитование, российские фирмы будут вынуждены обращаться за финансированием и за средствами для выплаты долгов к государству. Крупным российским банкам потребуется к концу следующего года рефинансировать долги на сумму 50 миллиардов долларов. Российские фирмы должны заплатить кредиторам около 100 миллиардов долларов. Московские предприниматели могут не любить Путина, но теперь они будут связаны с ним теснее, чем когда-либо. Укрепившись в положении главного инвестора страны, государство направит капитал на большие, неуклюжие проекты — например, в отраслях тяжелой промышленности и инфраструктурного строительства. При этом естественные сторонники Путина, скорее, выиграют от происходящего. Их влияние будет расти за счет тех, чья деятельность увязана с глобальной мировой экономикой.
Хотя на первых порах выручки от торговли углеводородами России будет хватать, вскоре проявится ряд опасных моментов. Последние санкции запрещают снабжать Россию высокотехнологическим оборудованием, необходимым для разведки труднодоступных нефтяных месторождений в Арктике и на морском шельфе. Между тем сибирские месторождения, обеспечивающие сейчас 80% российской добычи, начинают иссякать. Стране нужны новые источники нефти. Резервные фонды российского правительства превышают 170 миллиардов долларов, однако в ближайшее время Москве придется израсходовать много денег на поддержку рубля и спасение государственных банков и компаний. Таким образом, при уровне частных инвестиций, уже приближающемся к нулю, последний оставшийся инвестор России — то есть само государство — будет вынуждено меньше тратить на инвестиции в экономику и больше на антикризисные меры.
К этому моменту, — а возможно, и раньше — Россию практически гарантировано ждет цикл снижения роста — если не откровенной рецессии. Первыми пострадают региональные бюджеты, которые финансируются из налогов, а не из энергетических доходов. В попытке избавить регионы от грозящих им проблем с социальными расходами и зарплатами Путин предлагает ввести трехпроцентный налог с продаж. По мнению Иноземцева, в течение двух-трех лет налоги в России могут заметно возрасти, а ВВП упасть на 5%. Однако для российского политического класса такой срок — это, практически, вечность. «Наши лидеры считают даже сентябрь чем-то очень далеким, временем, о котором можно подумать когда-нибудь позже», — говорит он.
Более того, вина за любые будущие трудности будет возлагаться на махинации Запада. Так как для 90% россиян основным источником информации служит телевидение — то есть самое контролируемое из СМИ, — Путин, возможно, имеет основания рассчитывать, что преобладать в стране будет именно эта версия. По крайней мере какое-то время чувство общего сплочения перед лицом внешнего врага, вероятно, будет заглушать всякое недовольство. «Общество будет готово простить Путина за снижение стандартов жизни», — утверждает один из депутатов от прокремлевской партии «Единая Россия». «Чем измеряется успех общества? — спрашивает он. — Качеством жизни? Или исторической ролью страны и единством граждан, чувствующих себя частями одного большого коллективного бессознательного?» Законодатель признает, что Кремль продолжит жестко контролировать политику и что у немногочисленных российских либералов будет мало пространства для маневра. Система станет грубее. «Мне это не нравится, но я признаю, что это, возможно, необходимо», — заявил он.
Как заметил Лев Гудков, директор независимого агентства по исследованию общественного мнения «Левада-Центр», Путин, использовав сперва аннексию Крыма, а потом опосредованную войну на Восточной Украине, сумел «подчинить себе разлитую в обществе агрессию» скопившуюся за годы в результате отсутствия «основы для положительного самоутверждения». Однако пока эта эйфория почти ничего не стоила россиянам. Возвращение Крыма России было щедрым жестом, своего рода подарком царя своим подданным. Однако, несмотря на то, что рейтинги Путина превышают 80%, россияне регулярно говорят социологам, что они воспринимают государство как далекий от них и пронизанный коррупцией механизм. По мнению Гудкова, это потенциально может сделать их энтузиазм бессодержательным. Чувство беспомощности перед государством порождает то, что социолог называет «безответственностью». В результате россияне, одобряя украинские авантюры Путина, «не хотят из-за них страдать».
Многое будет зависеть от того, что будет происходить на Украине в дальнейшем. Сейчас украинская армия окружает Донецк — оплот повстанцев — и, возможно, уже отсекла его от поставок из-за российской границы. Если прокиевские силы осадят Донецк, Путин, возможно, сочтет необходимым действовать — по двум причинам. Во-первых, если польется кровь населения, которое Путин, по его собственным словам, защищает, это будет невозможно оправдать в глазах россиян. Во-вторых, поражение повстанцев на поле битвы лишило бы Путина его главного инструмента, который должен помочь ему придать будущему украинскому государству желаемый характер. В данный момент российские войска проводят у украинской границы учения с боевыми стрельбами и с участием 100 военных самолетов и вертолетов. Это вполне может предвещать вторжение под предлогом гуманитарной операции. Тем не менее, Путин, судя по всему, предпочел бы не отказываться от выжидательной тактики и продолжить поддерживать повстанцев как отдельную силу еще несколько месяцев. Как надеется Кремль, украинские потери продолжат возрастать, а экономика Украины — слабеть. Не забывает он и о перспективы зимы без российского газа. «Никто не хочет вводить войска на Украину, — полагает Игорь Коротченко, редактор журнала „Национальная оборона“ и член общественного совета Министерства обороны России. — Кому нужен этот геморрой?».
Соединенные Штаты и Европа делают ставку на санкции. Они рассчитывают, что экономическая изоляция заставит Путина прекратить вмешиваться в дела Украины. Возможно, они правы. Хотя в последнее время Путин склонен к реваншистской идеологии, он умеет играть роль прагматичного тактика. Однако столь же вероятно, что, по его мнению, сейчас он может активнее чем раньше защищать интересы своей страны — которые он понимает совсем не так, как Обама, — потому что ему почти нечего терять. После катастрофы MH17 и новых санкций Коротченко заявил: «Может быть, обстоятельства изменились, однако стратегические интересы России остались прежними». Он также добавил, что, в первую очередь, изменилось одно — «теперь Путин может принимать решения, не слишком беспокоясь о последствиях: у него развязаны руки».
Джошуа Яффа (Joshua Yaffa)/(«Foreign Affairs», США)/inosmi