Владимир Путин не станет строить ось Москва — Пекин. При таком раскладе Россия быстро превратилась бы в сателлит Китая. Ключевое значение для российского президента имеет союз с западноевропейскими державами, который позволит уравновесить не только силу Америки, но и Поднебесной. В данной стратегии Пекин выступает не только как союзник, но и как соперник Москвы. И в этом заключается основная сложность.
Одним из элементов данной стратегии был подписанный недавно российско-китайский газовый договор. Путину, который стремился получить китайскую поддержку в своей глобальной игре, пришлось за него приплатить. Известно даже сколько. Экс-министр энергетики и бывший вице-премьер Российской Федерации Борис Немцов, то есть разбирающийся в теме человек, представил тщательный подсчет. На основе суммы всего контракта он вычислил прибыль Газпрома. После того, как он отнял стоимость реализации проекта, получилось, что россияне потеряют несколько миллиардов долларов. Так что многие комментаторы заявили, что Путин заключил невыгодную сделку. Одним из немногих экспертов, которые полагают, что контракт придает новую «стратегическую глубину» российско-китайским отношениям, выступил директор Московского Центра Карнеги Дмитрий Тренин. И, представляется, что в его словах много правды. Даже если «стратегическая глубина» — это преувеличение, то в китайско-российском договоре в любом случае можно легко обнаружить геополитический смысл.
Путин хочет стать соавтором антиамериканской коалиции, нацеленной на блокирование гегемонии Соединенных Штатов. А договор призван продемонстрировать, что он располагает соответствующим потенциалом, чтобы справиться с этой задачей. Так что даже если Газпром понесет убытки, то Россия получит надежду добиться с его помощью осязаемого геополитического успеха.
Европейский антиамериканизм
Договор с Китаем, таким образом, не является пропагандистско-тактическим ответом на мнимые санкции и изоляцию Москвы Западом. Ведь санкции носят лишь косметический характер, а большинство европейских держав лишь симулируют изоляцию. Германия не делает даже этого: в отношении сторон российско-украинского конфликта Берлин сохраняет нейтральную позицию. А Ангела Меркель объявила, что в среднесрочной перспективе тесное партнерство с Россией будет продолжено. Эта политика находит более или менее открытую поддержку у большинства западноевропейских стран (в первую очередь Франции и Италии). Почему они стремятся к стратегическому союзу с Россией, которая нарушает фундаментальные принципы международного права?
Основную причину следует искать в страхе перед возрождением силы Америки. В результате сланцевой революции в ближайшие годы США станут на практике самодостаточны в энергетической сфере. Они уже сейчас могли бы отказаться от импорта газа, а к концу текущего десятилетия смогут обойтись без поставок нефти. Это может привести к тому, что Вашингтон вернется к политике гегемонии эпохи Джорджа Буша младшего.
Первой ласточкой перемен стала речь Барака Обамы, которую он произнес в конце мая в военной академии Вест-Пойнт. Он заявил, что Америка возьмет на себя лидерство в мире, потому что никто другой на это не способен. Он обосновывал это тем, что она стала сильной, как никогда раньше: ее армия, экономика и союзы не имеют себе равных во всем мире. Обама заверил, что речи о закате Америки или окончании мирового лидерства, нет, а тех, кто так утверждает, он обвинил в непонимании истории. Он подчеркнул, что в XXI веке не будет никакого американского изоляционизма, а также ясно предостерег не только Россию, но и Китай. Он сказал, что Америка готова применить военную силу, в том числе в одностороннем порядке, если этого будут требовать ее фундаментальные интересы, то есть и в том случае, если под угрозой окажется безопасность союзников.
Выступление в Вест-Пойнт — это недвусмысленное подведение черты под доктриной ограничения глобальной ответственности США. Ее началом была война в Грузии в 2008 году (конец президентства Буша младшего), когда Америка оставила своего важнейшего регионального союзника, а ответственность за переговоры легла на плечи европейских государств. Сейчас на Украине американцы ведут себя уже иначе.
Союзники Кремля
Однако Москва слишком слаба, чтобы самостоятельно уравновешивать влияние Вашингтона. Созданный ею в мае этого года Таможенный союз также не сможет сыграть в этом плане какой-либо роли. Входящие в его состав Белоруссия и Казахстан — это экономические карлики. Доля Таможенного союза в мировом ВВП составляет около 4%. Для сравнения: доля ЕС около 30%, США — более 20%, Китая — чуть меньше 10%. Чтобы иметь вес на мировой шахматной доске, Путин должен заключить альянс с более сильными партнерами. Поэтому он ведет игру за Китай и Западную Европу.
Берлин, Париж или Рим не хотят американского лидерства, опасаясь, что, как во времена холодной войны, они превратятся в сателлиты Вашингтона. В XXI веке им хочется играть более активную роль, а ее может им обеспечить лишь уравновешивающий американскую мощь союз. И в этом пункте их интересы пересекаются с российскими. Если бы Москва решила создать антиамериканскую коалицию с одним Пекином, ей пришлось бы подстраиваться под интересы и стратегии Китая. Она быстро превратилась бы в сателлит Поднебесной. И Путин это понимает. Поэтому ему так нужны западные державы, которые помогут уравновесить растущую силу Китая в большом придуманном им антиамериканском альянсе.
Но готов ли Китай к столкновению с Америкой? Генри Киссинджер в своей новой книге «О Китае» ищет основы для понимания дипломатии этой страны в политическом завещании Дэна Сяопина, сформулированном в инструкции из 24 иероглифов: «Наблюдать хладнокровно, реагировать сдержанно, стоять твердо, скрывать свои возможности и никогда не брать на себя лидерство».
Китайцы сделали своим главным союзником время. Они будут ждать момента, когда они достигнут такой международной позиции, которая даст им подавляющее превосходство. Их стратегическая перспектива — это не (как в нашей традиции) 5-10 лет, а несколько десятилетий. Стратегию роста силы державы воплощают в жизнь очередные поколения лидеров. Дэн Сяопин принадлежал ко второму поколению, а нынешний лидер Китая Си Цзиньпин принадлежит к пятому.
Вторым элементом китайской стратегии после игры на время является утаивание своих возможностей. Поэтому рост потенциала Поднебесной (ее экономики и армии) вовсе не обязательно означает стремление к одновременному повышению ранга своей позиции на международной арене. Политику такого рода можно понять в контексте учения древнего китайского стратега Сунь Цзы, который утверждал, что самое большое достижение — победить противника, не ведя с ним войну.
Стратегическая пауза
Поэтому сомнительно, что Пекин захочет сейчас вступать в открытый конфликт с Вашингтоном: как по внутренним, так и по внешним причинам. Китайцы столкнулись с необходимостью изменить модель развития. Прежняя, заключавшаяся в использовании мигрирующей из деревень в города дешевой рабочей силы, практически себя исчерпала. Еще большие вызовы встали перед Китаем в связи с последствиями сланцевой революции. Сейчас ВМС США охраняют безопасность стратегических для Китая путей транспортировки сырья из Африки и Персидского залива. Однако когда в конце текущего десятилетия Соединенные Штаты смогут обеспечить себя нефтью сами, эти маршруты утратят для американцев жизненно важное значение. А Китай за пять-шесть лет не сможет построить военный флот для обеспечения безопасности транспортировки сырья по Индийскому океану. Тогда ему придется идти на компромисс с Америкой.
Пекин не станет принимать участия в столкновении Путина с США, но не будет и мешать ему, поскольку это противостояние отлично вписывается в стратегию 24 иероглифов. Ведь российская агрессия против Украины и конфронтация с США отвлекают внимание от усиления позиции Поднебесной и, как отметил один китайский дипломат, создают десятилетнюю «стратегическую паузу».
Китайский гамбит
Нет причин отказывать путинской политике в стратегическом измерении. Гипотезы о его безумии или близорукости — это выдумки. Не исключено, что он использует украинский кризис в игре, которую можно назвать китайским гамбитом. Киссинджер обращает в своей книге внимание, что китайцы в отличие от европейцев, часто воспринимают войну, как вступление к переговорам. Быстрая победная военная атака, а потом отступление и переход к дипломатическим переговорам — характерная для китайских стратегов тактика (война с Индией 1962 года или с Вьетнамом 1979-го).
Москва очень часто использует стратегическую мудрость Востока. Возможно, Путин применяет ее и в своей игре на Украине. Он почти наверняка понимает, что стратегический вызов для России представляют не только США, но и Китай. Он знает, что в восточной Евразии нет места для двух государств, воплощающих в жизнь имперские стратегии. Поэтому истинным фундаментом его политики должен стать альянс с западноевропейскими державами. С одной стороны, он приведет к распаду стратегического союза Америки и Европы, а с другой, позволит уравновесить влияние Китая в Евразии.
В такой ситуации украинский кризис служит Путину для обозначения четкой границы разделения в Европе влияния западных держав и России. Он хочет иметь гарантии, что западные институты не станут приближать эти границы к РФ. Речь идет не только о политико-экономических, но и о цивилизационных вопросах. Путин и его окружение хотят сотрудничества, но ставят основополагающее условие: Запад не будет вмешиваться во внутреннюю политику России, а также экспортировать свободы и демократию на Восток.
Таким образом, основой для нового глобального союза станут геополитика и признание цивилизационной самобытности. Когда Путин совершит стратегический поворот в сторону континентальных держав Западной Европы, это только вопрос времени.