21 января Высокий суд Лондона объявил вердикт в деле об убийстве бывшего сотрудника КГБ СССР и ФСБ РФ Александра Литвиненко, отравленного радиоактивным полонием в 2006 году. Суд, в частности, объявил виновными в убийстве Литвиненко бывших сотрудников российских спецслужб, депутата Госдумы РФ Андрея Лугового и предпринимателя Дмитрия Ковтуна.
Следствие считает, что «существует большая вероятность», что отравление Литвиненко было одобрено лично президентом РФ Владимиром Путиным.
Среди возможных организаторов убийства названы также Федеральная служба безопасности РФ, ее бывший глава, а ныне секретарь Совета безопасности Николай Патрушев и российское государство в целом.
Ниже — фрагменты из интервью вдовы Марины Литвиненко, которое она дала спустя месяц после смерти мужа изданию «Коммерсантъ», в декабре 2006 года. Она рассказала, как протекало отравление, что думал об этом муж, какие диагнозы сначала ставили английские врачи, и как пришли к пришли к выводу, что смерть произошла из-за действия радиоактивного яда, а также высказывает свои предположения о причине убийства.
Марина Литвиненко рассказала, что ее мужу стало плохо после семейного ужина, устроенного супругами в честь шестой годовщины их переезда в Англию. После этого Александр пошел спать первым. Когда немного позже Марина пришла в спальню, ему уже было плохо. Ночью началась «ненормальная, серого цвета» рвота. Вначале подумали, что это обычное пищевое отравление, но жена немного удивилась, так как за ужином ели одно и то же, но она чувствовала себя нормально. Рвота не прекращалась, поэтому решили промыть желудок марганцовкой. Лучше Александру не стало, и утром позвонили знакомому русскому врачу, к которому иногда обращались и раньше. Тот не смог приехать, но посоветовал лекарство, которое восстанавливает флору желудка. Оно не помогло, рвота продолжалась.
Женщина была поражена тем, что обессиленный муж находил в себе силы, чтобы шутить.
«В очередной раз вернувшись из туалета, сказал: «Марина, все-таки что-то не так, все это очень странно. Меня просто в сортире замочили», – рассказала вдова.
Литвиненко отменил важные встречи, которые были запланированы на 2 ноября, рвота продолжилась весь день, а ночью он пожаловался жене, что «не может дышать, сердце перехватывает». Марина, предполагая, что это инфекция, постоянно измеряла мужу температуру, и заметила, что она постепенно понижается. В ночь на 3 ноября была уже 33,6. Вызвали скорую помощь.
«Приехали две девочки, посмотрели на него и сказали, что надо воды больше пить. Я сказала, что он пьет, но вся вода выходит. Они проверили температуру, давление, взяли анализ на сахар и сказали, что могли бы отвезти его в больницу, но там с ним будут делать то же самое, так что в этом нет смысла», – рассказала Марина.
Днем начался понос с кровью, Александр начал жаловаться на боль в желудке. Именно тогда, по словам Марины, ей стало по-настоящему страшно.
Александр был настолько слаб, что уже не мог самостоятельно ходить. Приехал знакомый врач, и после осмотра сказал, что это воспалительный процесс, возможно, гастрит, и велел вызвать скорую.
Тогда Александр озвучил жене свои подозрения. «Марина, это что-то ненормальное. Я когда в школе военной учился, мы вот такое отравление проходили, оно может быть при химическом оружии. Очень мне это напоминает». И все время жаловался на сердце — говорил, такое чувство, что сейчас остановится», – вспомнила вдова.
В госпитале, куда экс-офицера привезла скорая, ему ставили капельницы, чтобы бороться с обезвоживанием и назначили антибиотики.
По словам Марины, у врачей сначала никаких подозрений не появилось, хотя им сказали, что Литвиненко – бывший офицер ФСБ, получивший в Англии политическое убежище и «это могло кому-то не нравиться». Пациента даже хотели отправить домой, но жена настояла, что в таком состоянии отпускать нельзя – понос с кровью продолжался.
На следующий день врачи поставили первый диагноз – бактерия в кишечнике.
«И называют мне эту бактерию, даже на листочке написали. Я влезла в интернет, нашла там про эту бактерию. И ничего не понимаю. Это такая бактерия, которая начинает активно размножаться и выделять токсины после того, как флора уничтожается антибиотиками. Но ведь когда он заболел, никаких антибиотиков не было! Значит, и бактерия эта не могла появиться до госпиталя. Так что же было?», – говорит Марина.
В больнице Александру стало лучше, но через несколько дней заболело горло. Оказалось, что там появились гнойнички. А через день Литвиненко «уже не мог открывать рот, вся слизистая была воспалена, язык во рту не помещался».
«Вот тут все мое английское терпение закончилось. Я начала орать, что вчера все было нормально, а сегодня он не может разговаривать, не может даже позвать сестру. Пришли врачи и сказали, что это может быть реакцией на антибиотик, что в истории известны два случая, когда с этим антибиотиком возникали подобные проблемы», – рассказала Марина.
Однако в этот же день врачи усомнились в своем диагнозе.
«Я погладила Сашу по голове, и волосы остались у меня в руке. Я говорю: «Саша, что это такое?!» Посмотрела, а волосы везде — на подушке, на плечах. Я к врачам. И тут они мне сказали, что анализы показали резкое падение иммунитета. Я спрашивала, просила объяснить мне, почему выпадают волосы. А они сами не понимали».
Медики решили проверить Литвиненко на СПИД и гепатит, но анализы не подтвердили эти версии. Тогда врачи «впервые предположили, что костный мозг практически пустой».
Александра побрили налысо и перевели в онкологическое отделение. Он выглядел, по словам медиков, как больной после химиотерапии, и медики не могли понять причину.
«Когда больному делают химиотерапию, то волосы начинают выпадать через 12 дней. Я начинаю считать — и вдруг понимаю, что с 1 ноября примерно столько и прошло», – отметила Марина.
Взяли анализы на токсины, которые показали наличие в организме таллия, превышающее норму в три раза. Литвиненко начали давать антидот.
«Сашу проверили на радиацию, но потом уже выяснилось, что машинкой проверяли гамма-излучение, которое на поверхности. А у него оказалось альфа-излучение, коротковолновое, и внутри. И его показал только какой-то специальный, очень сложный анализ мочи. В лаборатории эти результаты были за три часа до Сашиной смерти. Я узнала об этом уже после его смерти…Он мог умереть раньше, и тогда вообще не выяснилось бы, что это было… До последнего дня, несмотря на то что ему было очень плохо, и я, и он верили в то, что он будет жить. Он меня еще спрашивает: «А волосы у меня вырастут?» Это потом мне объяснили, что надежды не было», – рассказала Марина.
После первой остановки сердца Литвиненко подключили к аппарату жизнеобеспечения.
Когда анализы подтвердили наличие токсина в его крови, в госпитале появились представители Скотленд-Ярд и английских спецслужб, допрашивали Литвиненко. Тогда же экс-офицера перевезли в другую больницу.
«Все это выглядело как американский боевик. Его посадили в машину скорой помощи с синим проблесковым маячком, я сидела в полицейской машине, и мы неслись из одного госпиталя в другой так, как будто нас собираются убивать. И это было так странно, потому что три недели никто этого не хотел замечать, а тут вдруг все начали спасать», – вспоминает Марина.
По ее словам, следователи были потрясены мужеством Литвиненко, он отвечал на вопросы три-четыре часа, хотя говорить было тяжело, «потому что все у него внутри жгло, начинало выходить наружу».
«Врачи мне все время говорили, что состояние не ухудшается и что если они его перевели из одного госпиталя в другой, то только потому, что этот госпиталь лучше. Потом они его перевели с одного этажа на другой. Они сказали, только потому, что здесь лучше оборудование, а не в связи с тем, что ему хуже. Но он менялся за эти несколько дней, а я никак не могла понять, что и врачи не знают, что происходит, хотя он уже в другом, в лучшем госпитале», – сказала вдова.
В ночь на 22 ноября еще раз остановилось сердце, врачи провели реанимацию и вновь подключили к аппарату.
«Врачи отправили меня спать, они сказали, что все показатели нормальные. Единственное, что их настораживало, это давление, поэтому они давали лекарство для поддержания давления на пределе. Они говорили, что, если давление начнет падать, они ничего уже не смогут сделать. И тогда меня в первый раз как иголкой укололо: я могу Сашу потерять. Почему-то мне так плохо от этого стало, плохо оттого, что мне мысль такая вообще пришла… Я поплакала, а потом прошло, и он в конце дня стал выглядеть лучше», – вспомнила она.
Однако вечером 23 ноября из госпиталя позвонили и попросили срочно приехать. Оказалось, что на этот раз – проститься с Александром.
Ночью позвонили из полиции. Марина попросила перенести допрос, однако правоохранители настояли.
«Нам сказали: «Возьмите, пожалуйста, вещи, которые вам нужны, и выходите из дома». А я говорю: «Три недели никто о нас не думал, не волновался, зачем такая спешка?» А они говорят: «Вы понимаете, что мы с этим никогда не сталкивались, что мы даже не знаем, что это такое, и мы не знаем последствий этого». Вот тогда нам сказали, что это полоний», – рассказала вдова.
1 ноября Александр встречался со своими бывшими коллегами – экс-офицерами российских спецслужб, а на тот момент предпринимателями Андреем Луговоым и Дмитрием Ковтуном. 21 января 2016 года, через 10 лет после смерти Литвиненко, Высокий суд Лондона по итогам публичного дознания объявил их виновными убийстве. бывших сотрудников депутата Госдумы РФ (к моменту оглашения выводов суда Луговой стал депутатом Госдумы РФ). Бывшие сослуживцы обсуждали создание совместного консалтингового бизнеса в Англии.
По словам жены, Литвиненко предполагал, что его отравили, но совершенно не представлял, чем именно. «Он говорил, что всегда знал, что лаборатория ядов в ФСБ продолжает работать. «Вот эта бактерия, которая в меня попала, она в погонах была,— подшучивал он,— и почему английские врачи этого не понимают?»
Осле того, как Литвиненко стало плохо, встреча с бывшими сослуживцами вызвала у него подозрения, но потом он начал их отгонять, пытался найти другие объяснения.
Марина была знакома с Луговым, он звонил ей, если не мог связаться с Александром, также она виделась с ним на дне рождения Бориса Березовского.
«Ковтун появился где-то за месяц до того, что случилось. Я о нем раньше вообще не слышала. Была одна фраза, сказанная Сашей,— что с Луговым появился человек, который ему очень не нравится. Я не могу сказать точно, о ком шла речь, но Сашина фраза была такая. Он сказал, что он ему не понравился, потому что этот человек сказал фразу, что ему в жизни на все наплевать, его интересуют только деньги», – рассказала вдова.
«Луговой позвонил один раз на мобильный после Сашиной смерти. Оставил запись на автоответчике. Он сказал: «Марина, это звонит Андрей Луговой. Мне очень странно, что происходит. Я сделаю все, чтобы понять», – добавила она.
Перед смертью Александр попросил его сфотографировать и с помощью адвоката написал письмо, в котором обвинил в своей смерти президента России Владимира Путина.
«Он был уверен, что нужен и текст, и фотография. А теперь я понимаю, что только когда появилась фотография, все поняли, что происходит что-то страшное», – сказала Марина, добавив, что многие российские СМИ обвинили Литвиненоко в разыгрывании фарса, чтобы привлечь внимание.
«Полоний не может быть рядовым средством отравления. То есть на нем стоит печать «made by state» (в переводе с английского – «сделано государством»). откуда state made яд мог появиться?… Если логически рассуждать, они рассчитывали, что никто не узнает. Они думали, что Саша умрет раньше, чем узнают, от чего он умер», – предположила она.
Одной из причин убийства, по ее мнению, могло стать желание напугать политических оппонентов Кремля, живущих за пределами России, в частности, бизнесмена Бориса Березовского, с которым общался Литвиненко.
По словам Марины, муж не боялся, что с ним может что-то произойти.
«Он считал, что сможет это почувствовать. Он говорил: «Марина, ты не представляешь, какое у меня чутье. Я как ищейка — чувствую опасность, шерсть дыбом, и я это все сразу контролирую». Он в последнее время говорил об ощущении опасности, но не конкретно. Он очень серьезно отнесся к принятию в России закона о возможности проведения спецопераций за границей. Он верил, что будут это делать», – рассказала она.
По ее мнению, приказ об отравлении не обязательно был в виде конкретного указания.
«Могли даже не сказать напрямую… А могли сказать следующему звену: «Хорошо было бы…» То есть никак не оформлено, простой разговор. Я не говорю о первом лице. А может, кто-то хотел сделать приятное первому лицу. Те, кто это делал,— это маньяки, и найти их действиям логическое объяснение людям нормальным очень трудно. Я думаю, что это его бывшая система вся. И это совсем не чувство патриотизма, которым они хвастаются. Это просто ужасное чувство мести. В той Сашиной системе они все ненормальные. В свое время его бывший сотрудник, после того как Саша вышел из тюрьмы, сказал ему: «Как же ты сейчас живешь? У тебя нет ни ксивы, ни пистолета. А как можно жить без ксивы и пистолета?» У них у всех менталитет такой: они не знают, как можно жить без ксивы и пистолета», – заключила вдова.