В четверг, 14 января, в возрасте 69 лет в Лондоне ушёл из жизни британский актер Алан Рикман. Он скончался в результате продолжительной болезни — у Рикмана была злокачественная опухоль.
Разумеется, исследовать злую сторону интересно, но здесь все связано со зрителями, со мной, и с ломкой предрассудков. Мне нравится, когда люди говорят: «Я хотел, чтобы у шерифа все получилось».
Не думаю, что есть актеры, которые не захотели, бы сниматься, будь у них такая возможность. Проблема отчасти в том, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время: ты либо знаешь, как это делать, либо тебе просто везет.
Тебе дают микрофон, и ты можешь сказать все, что думаешь. В такой решающий момент, как, например, во время выборов, ты должен делать то, во что веришь.
Я иду туда, куда меня ведет сценарий. Зря вы думаете, что актеры вольны выбирать, что им вздумается. Хорошие сценарии на дороге не валяются. Мне нравится путешествовать по разным уголкам планеты, в этом – большая часть очарования моей работы в кино.
Я все время обо всем беспокоюсь. Я беспокоюсь о том, что я беспокоюсь. Единственный способ от этого избавиться – выйти на сцену. По-моему, жизнь построена на ощущениях, как и все остальное; игра на сцене – попытка воспроизвести это ощущение.
Мне часто говорят, что актерам нужно выходить на сцену в футболке с надписью: «хотите верьте, хотите – нет, но я делаю все, что могу».
Я много знаю о себе. С одной стороны, я – тот человек, который утром засовывает грязное белье в стиральную машинку. Но когда толпа людей ждет тебя у служебного входа, ты вдруг становишься совсем другим.
Но мне нравится Лос-Анджелес. Там я вожу машину, а здесь – нет. Этот город отвратителен и прекрасен, такое же ощущение, как если ходишь обедать в кафе «Dunkin’ Donuts» каждый день.
Я всю жизнь хожу по очень тонкому льду. Привыкаешь полагаться на интуицию. Сейчас мне нужно создать побольше свободного места – и у себя в голове, и дома в гостиной. Кухня и столовая теперь стали моим рабочим кабинетом. Мне кажется, что если я разберусь со всем, что лежит у меня в столовой на столе, то все встанет на свои места.
Как актер, я считаю, что скромность очень важна. Ты отдаешь себя режиссерам, они — гораздо менее скромные.
Сниматься в кино после игры в театре – восемь раз в неделю играя Вальмона – отдых и удовольствие.
О роли в «Закрой мои глаза»: В этом фильме мне много приходилось играть обнаженным, и я делал это в первый раз. Она шепчет мне: «А на тебе надето что-нибудь?» Конечно же. Но, господи — на самом деле, на мне ничего не было.
Что-нибудь об актерах? Мне жутко надоели актеры, рассказывающие о себе. Не думаю, что окружающим стоит все знать обо мне.
Об успехе: «В Лос-Анджелесе успех измеряется высотой стен вокруг вашего дома, и размерами этого самого дома. На мой взгляд, это просто жалко».
В игре ты отдаешь часть себя своей роли. Я не прячусь, не пытаюсь сбежать или стать незаметным. Я лишь хочу, чтобы у меня на лбу не было написано, кто я, потому что это мешает людям, искренне верящим в мои роли.
Я не несу никакой ответственности за чьи-либо фантазии. Я не стану думать об этом, принимать их слишком близко к сердцу, подстраиваться под них. Мне нравится быть звеном в цепи тех, кто рассказывает истории.
Если люди хотят знать, кто я, пусть смотрят на мою игру – все в ней.
Что может быть лучше встречи с друзьями, хорошего вина, разговоров, взаимопонимания? За исключением секса. Или изображения его на сцене.
Нет, я никогда не был сексуально озабоченным, хотя, может и буду, на следующей неделе.
О своих недостатках: «Острый язык. Пытаюсь как-то с этим справиться. Наверно, это из-за того, что я кельт».
Можно играть правдиво, и можно лгать. Можно раскрыть себя, и можно закрыться. Зрители либо узнают что-то о себе, либо нет. Ты надеешься, что они не будут выходить из театра, думая: «Что ж, было мило. Где же такси?»
В семьдесят лет я все еще буду сниматься в кино и играть на сцене.
По поводу того, почему у него нет детей: «Вам следовало бы помнить, что не я один это решаю. Есть еще и Рима. Я бы хотел иметь семью. Иногда я думаю, что самым идеальным было бы, если трое детей – восьми, десяти и двенадцати лет — свалились бы на нас из ниоткуда – мы бы были для них прекрасными родителями».
«Крепкий орешек» — классика своего жанра, и я рад, что играл в нем, потому что иначе я вряд ли бы сидел здесь и разговаривал с вами.
О «Зимнем госте»: Такое время наступает для многих из нас – когда роли меняются, и дети должны стать родителями. Вы либо принимаете на себя ответственность и ухаживаете за своими родителями, либо нет. Моя мама тоже рано овдовела. Я был вторым сыном из четырех – и она вырастила нас всех сама».
О роли О’Хара в «Ужасно большом приключении»: Ну, разумеется, я не знал последовательности реплик, но понял своего героя – ту нотку романтики в нем, которая, наверно, есть у всех без исключения – в какой-то момент жизни появляется желание запрыгнуть на мотоцикл и умчаться куда-нибудь с парой личных вещей и все. Это есть в каждом. Я понял его, потому что часть его есть и во мне тоже.
Одно могу сказать – моя работа становится все сложнее и сложнее. Чем больше ты осознаешь свои способности, тем труднее тебе становится что-то делать. Это как обратная пропорциональность, если можно так выразиться. Как-то совместил эти два слова, и они сюда точно подходят.
Игра актера должна быть игрой на подходящем инструменте. Труба и скрипка – разные вещи. Актер должен защищать себя – и в то же время быть очень открытым. Очень сложно достигнуть такого баланса – на самом деле, даже невозможно. Ненавижу говорить об этом – звучит так глупо.
Моей основной проблемой с Гамлетом было – как, черт побери, можно это сделать, как нужно дышать? Дело не только в том, что сама пьеса длинная, главное, что этот чертов Шекспир поставил три огромных монолога прямо друг за другом.
У меня нет какого-то единого плана. Каждый раз я делаю выбор, исходя из ситуации. Вот, например, я снимался в «Месмере» — и это было очень сложно, а «Ужасно большое приключение» Майка Ньюэлла – как глоток свежего воздуха. Совершенно разные вещи.
Если бы у меня были дети, думаю, я позволял бы им носить все, что угодно. Друзья не верят, когда я говорю им об этом, но я позволил бы детям гулять по улице в розовом люрексе и золотистой синтетике.
Киноиндустрия — это большое ведро дерьма, и мы в нем плаваем. Есть множество людей, гораздо труднее меня, например, Джулиет Стивенсон. «Трудный» для меня означает человека очень умного, который задает вопросы к месту, который старается использовать себя на полную катушку. Кто сказал, что я трудный? Насколько мне известно, я не хожу и не кричу по поводу размеров своей гримерной.
О своей роли в «Соломенной вдове» (The Grass Widow), где ему пришлось обнажаться: «Так странно делать это. Нужно притвориться, что это не со мной».
О Риме: Она ко всему этому не имеет отношения, так что мне очень не нравится, когда начинают о ней говорить. Ей от этого только труднее. Думаю, у каждых отношений должны быть собственные правила. Она терпелива. Очень, просто невероятно терпелива. Почти святая.
Нет, это не было любовью с первого взгляда. Терпеть не могу, когда нас пытаются представить как нечто необыкновенное. Наши отношения такие же сложные, запутанные, как и у любой другой пары. Мы через многое прошли. Но я действительно ее уважаю. Мы можем просто сидеть рядом и долго молча читать, а потом она вдруг прочтет что-нибудь вслух, и мы начинаем смеяться.
Думаю, двум актерам трудно ужиться вместе потому, что работа отбирает все время. Да, Джуди Денч и Майкл Уильямс – счастливая пара, но, возможно, благодаря тому, что они научились оставлять свои проблемы в комнате для репетиций. У меня никогда так не получалось — я все несу домой. Хожу мрачный, а Рима смеется и сразу же вникает в суть вопроса. Какие бы у нее проблемы ни были, она кладет голову на подушку и сразу же засыпает!
Путешествия – самое приятное в моей жизни. Я люблю ехать на поезде, лететь в самолете, плыть на корабле.
Когда меня спрашивают, оказал ли кто-то на меня влияние, я отвечаю, что преклоняюсь перед Фредом Астером, потому что когда смотришь, как он танцует, никогда не смотришь на его руки, ноги – только на него самого. Вы никогда не видите часов работы, повторов, репетиций, но лишь удивительную личность и свободу.
Талант – это случайная комбинация генов – и ответственности. Это что-то данное, у всех есть талант, так случилось, что мой талант – актерский, и мне дали возможность его реализовать. Это странная и очень большая ответственность.
Я не против соблазна, если это приведет к хорошей идее или потрясению. Тебе платят, ты усыпляешь бдительность, а потом бьешь.
Мне нравится возбуждать в людях двусмысленные чувства. Я вовсе не на витрине, чтобы люди смотрели на меня и восхищались. Мне нравится все смешивать. Зрители не должны быть пассивны. Они должны работать.
Я – рыбы по гороскопу. В любой области моей жизни всегда есть противоречие. Порой я сам себя изумляю. Кто я? То «я», которое никак не может заняться стиркой – я знаю это «я» очень хорошо – смотрит на другое «я», которое стоит и репетирует, и спрашивает: «Кто это, со всеми своими идеями, выдумками?» Порой я следую интуиции, порой действую очень рационально. Думаю, это зависит от времени суток.
Дайте мне окно, и я в него уставлюсь.