Английский историк, специалист по России Саймон Себаг-Монтефиоре напоминает историю российского присутствия и «миссии» на Ближнем Востоке — от Екатерины II до наших дней.
В статье, которую в переводе на русский представило издание «Открытая Россия», говорится:
В июне 1772 года российские силы бомбардировали, штурмовали и захватили Бейрут, крепость на берегу тогдашней Сирии, входившей в состав Османской империи. Русские поддерживали своего союзника, жестокого арабского диктатора. Когда они вернулись в следующем году, они оккупировали Бейрут почти на шесть месяцев. Тогда, как и сейчас, сирийская политическая жизнь представляла собой кипящий котел фракционно-этнических противостояний, которые россияне попытались «упростить» с помощью канонад и пороха.
Сегодня у президента Владимира Путина много мотивов для вмешательства в сирийские дела, но нам следует учитывать представление России о ее традиционной миссии на Ближнем Востоке и то, как оно влияет на мышление Кремля.
И не только Кремля: представитель Русской православной церкви сказал, что путинская интервенция является частью «особой роли, которую наша страна всегда играла на Ближнем Востоке».
Связь России с этим регионом коренится в роли защитника православного христианства, которую она сама на себя взяла; она считает себя наследницей византийских императоров после падения Константинополя в 1453 году — отсюда ее «цари». Цари представляли Москву не только как Третий Рим, но и как Новый Иерусалим, покровительницу христиан на Балканах и в арабском мире, включая святыни Иерусалима, который после 1517 года находился под властью Османской империи.
Верующие русские крестьяне верили, что перед смертью им нужно совершить паломничество в Иерусалим и окунуть свой саван в реку Иордан. До 1917 года цари каждый год в праздник Крещения Господня благословляли «воды Иордана» в Москве, а позже — в Петербурге, на Неве.
Первое масштабное вторжение России в Сирию началось в 1768 году, когда Екатерина Великая вступила в войну с Османской империей и граф Алексей Орлов, брат любовника императрицы Григория Орлова, привел балтийский флот через Гибралтарский пролив в Средиземное море, чтобы поддержать сирийских мятежников. С помощью нанятых шотландских адмиралов Орлов разгромил османский флот при Чесме, после чего Россия некоторое время доминировала в Восточном Средиземноморье.
Тем временем в Египте и Сирии (включавшей тогда территории современных Израиля и Ливана) авторитетные арабские военные лидеры Али-паша и Дахир аль-Омар совместными усилиями захватили Дамаск, но позже потеряли его. В отчаянии они обратились к Орлову и Екатерине, которые согласились поддержать их в обмен на предоставление им в распоряжение Иерусалима. Флот Орлова бомбардировал сирийские города; в итоге удалось захватить Бейрут.
В 1764 году российский флот ушел из Сирии. Россия покинула своих сирийских союзников; в обмен Османская империя уступила ей территории Украины и Крыма. Но российская база на Средиземном море с тех пор стала стратегической целью;
Екатерина и ее фаворит князь Потемкин присоединили Крым, где основали Черноморский флот, позже пытались договориться о базе на острове Минорка.
Преемники Екатерины на троне считали себя крестоносцами, которым предстоит осуществить миссию России — править Константинополем и Иерусалимом. В конечном счете это стремление, как и конфликт между поддерживаемыми Россией православными священниками и поддерживаемыми Францией католиками из-за храма Гроба Господня в Иерусалиме, привело к Крымской войне.
Поражение России в этой войне в 1856 году вынудило Александра II и последующих царей отказаться от попыток использования военной силы для установления контроля над Иерусалимом и полагаться на дипломатию и «мягкую силу». Но во время Первой мировой войны российские войска оккупировали север Персии и вторглись в Ирак, принадлежавший Османской империи; они были близки к взятию Багдада. В 1916 году российский министр иностранных дел Николай Сазонов подписал соглашение Сайкса — Пико — Сазонова о разделе сфер влияния, по которому Россия получала Стамбул, часть территории Турции и Курдистана, а также совместный с другими державами Антанты контроль над Иерусалимом. Эти планы создания ближневосточной империи были сорваны большевистским переворотом.
Атеистическая советская власть унаследовала ближневосточные амбиции в их светском варианте: на Потсдамской конференции в 1945 году Сталин настаивал на опеке над ливийской Триполитанией и территорией будущего Израиля,
в обоих случаях надеясь получить базу на Средиземном море. Эти притязания были отклонены, но в ходе Холодной войны СССР стал крупной силой на Ближнем Востоке; помощь египетскому президенту Гамалю Абделю Насеру оказывали 50 тысяч советников из СССР.
До недавнего вторжения в Сирию Россия была ближе всего к участию в военных действиях на Ближнем Востоке во время израильско-египетской войны на Синайском полуострове в 1967–70 годах, известной как «Война на истощение». Во время этой войны происходили воздушные дуэли израильских и советских пилотов.
Когда преемник президента Насера Анвар Садат изгнал из Египта советских советников, СССР стал опекать трио ближневосточных диктаторов — Муаммара Каддафи в Ливии, Саддама Хусейна в Ираке и Хафеза аль-Асада в Сирии.
Все трое, установившие жесткие династические мафиозные режимы под вывесками социалистических партий с плановой экономикой и культом личности в сталинском духе, быстро привязались к своим новым благодетелям: генерал Асад и полковник Каддафи регулярно фотографировались, по-братски обнимаясь с Леонидом Брежневым. Асад, стажировавшийся в СССР как военный летчик, предоставил Москве военно-морскую базу в Тартусе; сейчас это единственный принадлежащий России объект в регионе.
После распада СССР в 1991 году российское влияние сошло на нет, и Москве оставалось только возмущаться, когда вмешательство покончило с режимами Хусейна и Каддафи.
Уход же США из региона дает Путину, считающему себя продолжателем не прерывавшейся с царских времен традиции единоличного лидерства и имперской власти, возможность нанести ущерб престижу Америки
и представить Россию в качестве незаменимого международного арбитра. Операция по спасению Башара, сына Хафеза Асада, от сирийской оппозиции и «Исламского государства» совмещается с борьбой против чеченских джихадистов, объединившихся под черными знаменами халифата; успех даст России точку опоры в Иране и Турции, на которые Россия когда-то могла влиять.
В конечном счете Путин может поступить так же, как Екатерина II, — обменять влияние в Сирии на отмену западных санкций и признание аннексии Крыма; эта демонстрация военной силы важна для политического выживания Путина. Но в некотором смысле защита сирийского автократического лидера — это и защита его собственной власти от возможного мятежа. В России такая формула власти: в своей стране — автократическая власть в обмен на безопасность и процветание, а за рубежом — слава. И сейчас телевидение с воодушевлением представляет ближневосточную авантюру с использованием бомбардировщиков как гламурный «благородный жест».
Когда Александр II ввязался в экзотические азиатские войны, один из его министров — граф Валуев — написал: «Есть нечто эротическое во всем, что у нас делается на отдаленной периферии Империи».
Москве явно не хватает ресурсов, чтобы заместить Америку, в Сирии она увязнет, как в болоте, но зато россияне чувствуют, что великая имперская Россия всегда была игроком на Ближнем Востоке, а дерзость в новом мире ценится высоко.