Я давно хотела сделать с ним интервью, потому что обожаю его книги. Но так уж получилось, что я больше работаю в сфере социума, а не культуры. Да и завязок никаких у меня не было с Союзом (теперь уже — объединением) писателей после смерти незабвенного Мансура Векилова.
Несколько номеров назад я готовила полемику на тему старого и нового символа Баку и мне выпала прекрасная возможность – поговорить с любимым писателем по телефону. «Боже, как же банально будет, если я скажу, что обожаю его книги и хочу сделать интервью с ним!», думала я, набирая номер. И вот он взял трубку: голос слегка усталый, говорит не спеша, словно смакуя каждое сказанное им слово. Мы подружились как-то сразу, и беседа наша не была похожа на беседу журналистки, которая апеллирует дежурными фразами ради комментария для статьи и известного писателя, который снисходительно, но все же дает этот комментарий, чтобы не прослыть «зазвездившимся гордецом». Наша беседа плавно сошла на воспоминания о старом Баку, мы рассказали друг другу много интересного друг о друге, нашли схожесть черт. И договорились – как то так, невзначай, — о том, что в начале августа мы обязательно встретимся и побеседуем. Именно ПОБЕСЕДУЕМ, а не сделаем интервью. Это прозвучало бы слишком пресно и неинтересно.
И вот, в самый первый день августа, жаркий и душным, наша встреча состоялась.
Обаятельный и привлекательный, на редкость позитивный и веселый, известный азербайджанский писатель, кинодраматург, заслуженный деятель искусств, лауреат многих отечественных и зарубежных литературных премий, кавалер ордена «Шохрат», вице-президента ПЕН-клуба Азербайджана Натиг Расулзаде встретился со мной в конференцзале Союза писателей. Изначально мне хотелось продолжить нашу беседу о старом Баку, но идея сегодняшнего интервью пришла позже, когда Натиг муаллим вручил мне два номера «Литературного Азербайджана», в которых были опубликованы две его повести: «Жизнь и смерть Кашмара Маштагаллы» и «Слияние» — эротическое произведение, о котором я уже была наслышана.
И вот мы беседуем за чашкой ароматного чая об эротизме в азербайджанской литературе.
— Итак, есть эротика в азербайджанской литературе, или это табу?
— В литературе любовь и эротика должны занимать и занимают во многих странах почетное место в литературе. Так же как и тема войны, дружбы. В принципе, в литературе всего 5-6 тем. На которые пишутся вариации. Я отношусь к той категории писателей, которые пишут о любви и эротике, и это не секрет. Давайте сделаем небольшой экскурс в прошлое, в советское прошлое, о котором многие сегодня знают лишь понаслышке. Насколько вы помните, в СССР секса не было, но, тем не менее, люди продолжали успешно размножаться (смеется). И любую эротику – даже самую легкую и красивую, Главлит называл не иначе как порнографией. Скорее всего, они плохо понимали, что это такое. Вот с этой цензурой мы воевали, и эта цензура очень сильно меня била.
В конце 70-х годов в Баку вышла одна из моих книг. Повествующей о существовании подпольных миллионеров, так называемых цеховиков. Кстати, их расстреливали, вы в курсе? Была такая статья – Хищение госимущества в особо крупных размерах.
— То есть, Корейко в СССР не выживали?
— Нет. А вот сегодня зато таким людям дают ордена и звания за то, что эти люди талантливые бизнесмены. И это меня радует, потому что это один из плюсов нашего современного общества.
Я заканчивал литературный институт имени Горького в Москве, приблизительно тогда вышел перевод романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». В 1973 году он приехал в Москву.
— Вы встречались с Маркесом??? Если да, то вы просто счастливчик!
— Нет, как я мог встретиться с ним в 9-миллионном городе? Я читал его интервью в Литературной газете. И потом, в советское время любой приезжий из-за границы – будь он даже такой значимой фигурой как Маркес, был носителем «враждебной нам идеологии». Так вот, в своем интервью он сказал, что тиражная политика в СССР абсолютно неправильная. То есть, писатель должен получать деньги с продажи книг, а не от того, что у него большой или маленький размер произведения. Один рассказ Селенджера может перевесить десятки романов наших писателей, не так ли? И что? Он должен меньше получать, чем человек, накатавший ерунду на 600 страницах? А в СССР было именно так, и Маркес выступал с резкой критикой в адрес тиражной политики. Тогда мне было 20 лет, и я очень отчетливо понял эту мысль: а чем книги отличаются от картошки и яблок? Вот вы собственноручно вырастил сад, и продаешь фрукты со своих деревьев. Это же товар, плоды твоего труда. И книги тоже плоды твоего труда – тяжелого, сложного, рутинного.
Но вернемся к Маркесу. Насколько вам известно, в его книгах много эротических моментов. Не так давно я посмотрел фильм «Вспоминая моих печальных шлюх». Кастинг был великолепный, особенно главный герой, который в старости был внешне очень похож на самого Маркеса. Но сам фильм мне не понравился. Книга была намного сильнее.
Итак, эротика — часть нашей жизни. Но за эту часть жизни очень больно били Главлит, цензура. Было время, когда меня называли антисоветчиком. Это было в 70-е годы – в самый разгар советской действительности. Тогда желающие хорошо жить писали про совхозы и колхозы, и жили великолепно! И вот выходит мой роман «Всадник в ночи» — самая первая эротическая книга того времени. Она была написана – но все же написана! — в очень жестких рамках.
Я – первооткрыватель этой темы в Азербайджане. Я первый писатель, который заговорил во весь голос о том, что в СССР секс все же есть – как ни крути.
Молодые писатели часто мне присылают письма с просьбами прочесть их начинания в виде рассказов, эссе, повестей, и просят высказать свое мнение.
— Вы читаете, и вам нравится…? Есть у нас молодые таланты?
— Специалисту достаточно прочесть два абзаца, чтобы вообще понять – это настоящий труд или так себе. «Так себе» — это не работа, это не литература. И я пишу таким авторам: лучше займитесь чем-нибудь другим, тем более, что сейчас быть писателем не в чести. Вы же ничего не заработаете.
— И как? Они следуют вашим советам?
— Да, представьте себе! Были случаи, когда мне присылали письма, в которых люди благодарили меня за мою фразу «Больше не пишите». «Я бросил писать, и сейчас работаю в банке. Я бросил писать и сейчас я – успешный менеджер». Они выбились в люди, нашли свое место в жизни.
Среди молодых писателей, которые считают себя профессионалами (а написали-то несколько повестей, напичканных эротикой). А, тем не менее, у Алексея Толстого есть прекрасная фраза в одном из романов о гражданской войне, в котором он повествует о своем персонаже – молодом писателе. Так вот, этому молодому писателю, жившему во время гражданской войны «удавалось своими рассказами пощекотать нервы читателям». Но это одно. Тут уметь надо, в условиях войны! А что касается современных молодых писателей, чьи произведения изобилуют эротикой, то их цель – не написать хорошую, интересную книгу с развернутым сюжетом, а именно пощекотать нервы читателям. Этот подход – абсолютно неверный.
— Но почему же? Такие произведения сегодня пользуются спросом, разве нет?
— Ну, представьте себе: пощекотал раз. Пощекотал два. А потом у читателя вырабатывается иммунитет на щекотку. И никто уже не реагирует. Я много раз советовал молодым писателям найти верный тон, уметь преподнести свое творение, потому что литература и искусство всегда требовали, требуют и будут требовать чувство меры. Мера – главный критерий. А когда нет чувства меры – эротика превращается в порнографию и даже самые светлые отношения между людьми становятся уродливыми.
Никогда не стоит забывать, что писатель всегда ходит по лезвию ножа. Шаг вправо, шаг влево – и ты упадешь в бездну. Конечно же, щекотанием нервов ты можешь понравиться какой-то прослойке несерьезных читателей. Вспомните наше ТВ, о котором мы все пишем, говорим, кричим! Это же пошлятина. Но не смотря на все наши попытки достучаться до мозгов и доказать, что это пошлятина – наше ТВ, тем не менее, продолжает пошлить. А знаете, почему? Потому что на этот товар есть спрос. Но это НЕ НАСТОЯЩЕЕ. А если ты – ПРОФЕССИОНАЛ, то ты должен работать на ВЕЧНОСТЬ, а не на МОМЕНТ.
На дворе 2014-й год. Казалось бы, профессия писателя не в чести. На этом поприще практически не возможно заработать. Тем не менее – парадоксально, но факт! Число писателей растет, причем, русскоязычных.
— А какие темы затрагивают молодые писатели – кроме эротики, конечно же?
— В основном, затрагивается тема современности. Но скажу вам следующее: в прозе, особенно в драматургии, помимо таланта нужно обладать жизненным опытом. Непременно. Без жизненного опыта будет пресно, неинтересно и неправдиво. Когда я поступал в литературный институт, мне было уже 20 лет, и я заметил, что приемная комиссия очень неохотно принимала людей, которые только закончили школу. По мнению преподавателей этого института, человек, окончивший школу, должен хотя бы несколько лет поработать, повидать мир, познать жизнь. Короче, им нужна жизненная практика.
— Вот вы говорите, что писателю трудно заработать деньги. Скажите, а разве повсеместно сегодня не применяется практика издательств, заключающих контракт с писателем, и обязующих его писать по 10 романов в год, к примеру? Издательства, превращающие автора, так сказать, в конвейер, в Донцову.
— Да, это повсеместное явление уже, когда издательства заключают контракт с известным писателем или занимаются раскруткой автора, и эксплуатируют его по полной. Я был бы рад, если бы меня так эксплуатировали (смеется).
— Неужели вы хотели бы быть постоянно прикованным к рабочему столу?
— Нет, конечно же. Все зависит от условия издания. 10 романов в год я бы вряд ли осилил, но если 5-6, я бы попробовал. Согласитесь, что это все же стабильность, не так ли? Кстати, я писал романы по заказу организаций, определенных лиц. Заказчики были частными лицами, которые хотели увековечить память своих родителей или предков.
— Деньги заказчика имели значение для вас?
— Скажу так: заказчики были людьми не бедными. Даже очень и очень не бедными. И все они говорили приблизительно так: «Мой дедушка был замечательным человеком»…. Ну, вы сами понимаете, что этого мало для того, чтобы написать книгу о дедушке. Если этот человек действительно делал что-то значимое для республики, для людей, то я создавал образ героя, населял его мир персонажами – только на таких условиях. А иначе что можно написать о человеке, который славен только тем, что заработал кучу денег и оставил их благодарному внуку, который сегодня желает запечатлеть образ щедрого дедушки в современной азербайджанской литературе? В принципе, нет неинтересных людей. Когда писатель пишет книгу, работает его фантазия, которая из любого балбеса может сделать культовую фигуру. Люди прочтут и скажут: «Ах, он балбес! Зато какой гениальный внутренний мир у этого балбеса». А это – внутренний мир писателя. Книга – это его детище. И потому если образ достойный, то стоит браться за эту работу, в принципе – халтуру, но хорошую халтуру. Конечно же, эту книгу издадут (в любом количестве, благо деньги есть), будут раздавать ее родственникам и друзьям семьи… Но это все несерьезно, поймите. Мне лично это напоминает самодеятельность.
Есть моменты, когда автор предлагает издать книгу за его же собственный счет. Но это же глупо! Я написал 40 книг, и не хочу, чтобы моя 41-я книга вышла под графой «Халтура». Если бы я хотел издаваться подобным образом, я бы сделал это еще тридцать лет назад.
— Я журналист, не писатель, хотя, признаюсь, иногда грешу словоблудием на бумаге, стараясь облачить словоблудие это в форму рассказа или эссе. А потому хочется спросить: каково это – писать? Интересен сам момент творчества, побуждения, эмоции, действия…
— Когда мне было 25 лет, я по 18 часов не вставал из-за пишущей машинки. И до сих пор я помню, как мне стало однажды плохо из-за того, что я 20 часов работал, не поднимая головы. Идут мысли, которые надо успеть сплотить, тем более, тонкие мысли! С годами становится все сложнее сохранять тот ритм работы, с которого ты когда-то начинал. Есть такой литературный анекдот: встречаются два писателя, и один рассказывает другому, что видит во сне сюжеты, но не запоминает их. Второй советует ему класть блокнот и ручку под подушку, чтобы записывать. Через пару недель писатели снова встречаются, и тот, который дал совет насчет блокнота и ручки интересуется, последовал ли коллега его совету. Но коллега ответил, что нашел более лучший выход, и признался, что теперь спит со стенографисткой.
— Меня интересует отношение писателей друг к другу. По сути, вы – члены одного ордена. Как относятся к вашему творчеству коллеги по цеху, особенно это касается эротики в вашей литературе. Как это воспринимают наши ортодоксально настроенные писатели?
— Очень хороший вопрос. Писательство – это именно та сфера, которая очень тяжело и трудно соприкасается с другой индивидуальностью. Это – отталкивающие, полярные понятия. Ведь никто никогда не скажет, что, мол, такой-то писатель написал лучше, чем я, к примеру. В нашем писательском деле всегда было очень много эгоизма. Но это, как правило, настолько индивидуально, что просто я не представляю, как можно писателям дружить вообще. Ведь легче дружат те люди, у которых профессии, интересы не пересекаются, не так ли? У меня есть масса друзей-архитекторов, бизнесменов, и мне с ними гораздо легче. Я знаю, что они по-настоящему относятся ко мне с искренней симпатией. А в писательстве всегда есть моменты злопыхательства.
— Но не конкуренции?
— Нет. Конкуренция была бы в том случае, если бы в Азербайджане работали издательства, о которых мы говорили выше, то есть те, которые заказывали бы автору определенное количество романов в год, которые платили бы автору гонорар, чтобы он жил безбедно. Вот тогда бы была конкуренция. В советское время, кстати, на именитых писателей смотрели как на полубогов. Представьте себе, средняя зарплата в то время был 180 рублей. И вдруг писатель получает 18 тысяч!!!!! Как? Этот тунеядец? И такие деньги – за что???? Вот так думало большинство. Я помню случай, произошедший с Григорием Гориным, отец которого был выходцем из рабочего класса, за труды свои получил квартиру в Москве, и оформил эту квартиру на сына. Так вот, его сын-писатель оказался среди колхозников и рабоче-крестьянского сословия. И соседи эти написали заявление в милицию, что, дескать, пока они работают, тунеядец этот сидит дома, ему приносят какие-то бумажки, какие-то конверты, у него постоянно есть деньги, он получает в 10 раз больше, чем все, а все время дома сидит, штаны просиживает. Была такая статья при СССР – за тунеядство. Вызвали его в милицию, а Горин показывает им свою книжечку – член Союза писателей СССР. А если бы не был он членом Союза, туго бы ему пришлось. Вообще, в то время было столько парадоксальных моментов, словно ты не в жизни, а в романах Кафки. Но было много и хорошего тоже.
— Вы пишите только на русском?
— Да, но иногда пишу и на азербайджанском. Поясню: есть произведения, которые пишутся как песня – это проза. Для меня очень важна первая фраза, вступление. А для того, чтобы это делать, нужно знать тонкости языка. Есть также конструктивные вещи – это сценарии для фильмов и спектаклей. Были 2 или три случая, когда я писал сценарии на азербайджанском языке. Сценарий ведь не состоит из глубоких авторских мыслей. Я преподавал сценарное искусство, и сейчас жду, когда при новом Союзе кинематографистов откроется мастерская, где я буду снова давать мастер-классы по сценариям. На самом деле сценарии писать гораздо легче: описание события, действие, диалоги. И переводить это легко, и писать то же. Я попробовал, и у меня получилось.
— А давления нет на вас за то, что вы, азербайджанский писатель, и вдруг пишете на русском?
— Вы знаете, то, что вы называете давлением, на самом деле происходит где-то в окололитературных кругах. В 60-70-е годы руководил Союзом писателей русскоязычный писатель – Имран Касумов, автор известного произведения «На дальних берегах». Вот с тех самых пор ищут оправдание тому, что азербайджаноязычная литература не на высоте. Сначала это ставили в вину Имрану Касумову, потом – Ибрагимбековым, потом – мне, потом пришел Чингиз Абдуллаев – стали ставить в вину и ему. Но это не те разговоры, которые можно расценивать как давление. Пусть говорят, подумаешь!
К сожалению, наша встреча подошла к концу. Мы сфотографировались, очень тепло попрощались, пообещали друг другу, что непременно будем созваниваться. Очень не хотелось уходить, но мне нужно было возвращаться в редакцию, возвращаться к нелегкому труду журналиста, работающего в сфере социума. И я рада, что в моей рутине жалоб и искреннего человеческого горя, с которыми я соприкасаюсь каждый раз, когда включаю свой компьютер, у меня появилась возможность дать разгрузку своим натянутым нервам – беседой со светлым и удивительно позитивным человеком, говорить с которым хочется всегда.
Яна Мадатова