Азербайджан не обязан согласовывать свои действия с Ираном, в 2025 году российским миротворцам придется уйти из Карабаха, неизвестно, кто победит в российско-украинской войне. Об этом и о много другом в интервью Minval.az заявил председатель партии REAL Ильгар Мамедов.
– Господин Мамедов, я хотел бы начать нашу беседу с самого главного. Что происходит в нашем регионе? Как вы оцениваете отношения между Азербайджаном и Арменией?
— Ситуация и в целом переговорный процесс — достаточно хрупкие. В любую минуту могут произойти какие-то столкновения и это влияет на переговоры. Однако переговоры идут и об этом говорилось публично. Определенный оптимизм есть. За эти 30 лет, в самый ответственный момент происходили катастрофические события, поэтому будем надеяться на то, что все сложится хорошо и в ближайшие месяцы мы подпишем мирное соглашение.
— Вы верите в мир между Азербайджаном и Арменией?
— Это возможно. Это достижимо, сторонам нужно проявить политическую мудрость и дипломатические способности для того, чтобы это реализовать.
— Но есть ведь геополитические акторы, которые не заинтересованы в достижении мире в регионе. К примеру, Россия, Франция, Иран, конфликт – это залог их присутствия в регионе?
— Геополитические игроки, которым что-то выгодно, а что-то нет, всегда есть и будут. Если народы и правительства готовы к такому мирному соглашению, то каких бы провокаций не было, подписание мирного соглашения возможно, но все очень хрупко. Любой инцидент, намеренный или случайный, может обрушить процесс.
— Как вы оцениваете роль и работу российской миротворческой миссии в Карабахе?
— К работе миротворческой миссии в Карабахе есть претензии со стороны азербайджанского правительства. Причем эти претензии высказывались в публичном поле. Работу миротворческой миссии можно оценить как худой мир, который лучше войны. Однако в 2025 году миротворческие силы будут выведены, это намерение властей и ожидания общества. Хотелось бы, чтобы мирный процесс Баку и Ереваном достиг той точки гладкости. В Азербайджане после 2025 года, скорее всего, не будет никаких миротворцев.
— Но мы не видим реинтеграции, которая важна для этого. РМК и Кремль играют одну роль, Ереван — другую роль, тут еще Варданян пытался что-то придумать. Как росмиротворцы выйдут из региона, если нет реинтеграции?
— Переговоры между Баку и представителями армянской общины в Карабахе были. Потом они отказались ехать в Баку. Тем не менее факты говорят за себя, переговоры были. Варданян пытался разрушить их, и взять этот процесс под свой контроль. Но я думаю, что переговоры можно возобновить, усилить. Я думаю, что рано или поздно этот процесс наладится, а попытки Варданяна провалились, потому что он не местный, чужеродный элемент в архитектуре будущих отношений внутри нашей страны.
— Может ли вывод РМК из Азербайджана негативно сказаться на взаимоотношениях Кремля и Баку?
— Почему к азербайджанской стороне должны быть претензии, если после 2025 года на территории Азербайджана не будет миротворческого контингента ни одной из стран или международных структур? Я думаю, это достижимая задача, особенно если мирное соглашение будет подписано. Азербайджан нужен России как экономический партнер в регионе по транспортным коридорам. Тем более, что в нынешних условиях к России есть множество вопросов у международного сообщества. Так что зачем им нужен конфликт с еще одной страной? Если все пойдет гладко, то в 2025 году российские миротворческие силы будут выведены из Карабаха. Это должно происходить на основе доброй воли, особенно если нам удастся договориться о мире с Арменией.
— Сейчас Армения через Францию пытается пробивать идею о международной миссии в Карабахе. Сама Франция тоже активничает в этом направлении. Как вы оцениваете развитие такого сценария?
— Желать много можно, это не значит же, что это будет происходить. Это ни к чему нас не обязывает. Конечно, будут попытки разозлить Азербайджан, вызвать, негативные действия французского парламента, даже в европейском парламенте удалось протолкнуть резолюцию против Азербайджана. Потом еврокомиссия признала, что это была ошибкой, но не очень откровенно. Мы не можем к этому относиться фаталистически. Всегда кто-то к чему будет против, мы должны бороться и стараться. Нам надо договориться с Арменией, установить дипломатические отношения, открыть посольство в Ереване, мы к этому должны стремиться.
— Кстати говоря, о том, что будет к 2025 году. Как вы оцениваете российско-украинскую войну? Как эта война на нас и в целом на постсоветское пространство влияет?
— Сама война на нас уже плохо влияет. Потому что мы видим прецендент изменения границ путем военных конфликтов. Это прецендент раздражителен для наших стран, но в то же время каждый конфликт имеет собственную историю, и в дипломатии любое сравнение неуместно. Нельзя считать, что такая же война может произойти и с другими странами.
Поэтому я категорически против войны. Можно было бы ее предотвратить, конечно, руководство обеих стран не проявило достаточно мудрости, чтобы избежать конфликта. Но прошло больше года, погибли десятки тысяч людей с обеих сторон, много раненных. Что будет дальше? Будут воевать еще 2-3 года?
Но стороны не засекают время и будут воевать до победного конца… Хорошо, но сколько еще тысяч молодых украинцев и русских должно погибнуть, чтобы настал этот победный конец? Сколько? Я не могу этого понять. Я не украинский политик, и не российский, поэтому мне трудно давать советы. Я смотрю на этот вопрос с точки зрения гуманитарной катастрофы. Стоило ли начинать эту войну и стоило ли ее принимать? Сколько еще должно погибнуть людей, чтобы стороны договорились о мире?
Ведь если вспомнить, у этих народов с демографией все очень плохо. На них еще лежат демографические волны первой мировой войны, второй, голодомор и так далее. Стоило ли вообще влезать в эту войну с точки зрения человеческих потерь?
Сейчас доминирует чисто правовой подход в отношении украинского конфликта. Вообще конфликты существуют во многих плоскостях: политических, экономических, социальных, культурных, исторических. Все эти измерения должны иметь влияние на понимание конфликта, как ты собираешься его предотвратить или решить. В настоящее время мы видим абсолютное доминирование правового подхода, а это приводит к тому, что погибло больше ста тысяч с обеих сторон. И конца этому пока не видно.
Многие посчитали, что Украина победит Россию и мы все будем свободны от той России, которая сейчас есть. А кто-нибудь подумал, что будет, если победит Россия?
— Ну тогда постсоветским странам следует дожидаться, пока Россия не постучится в их дверь?
— Нет, ни в коем случае. Это я том, что никому на постсоветском пространстве эта война не нужна. Нам нужен мир в регионе. Но никто с этим не считается, никто к урегулированию конфликта подходить политически не хочет. Все хотят с точки зрения формального международного права, который миллион раз менялся.
— Поэтому Владимир Путин и говорит, что конфликт геополитический и он не видит Украину как актора, а воюет он с НАТО и США?
— Это один из немудрых подходов к данному конфликту. Лидеры обеих стран не проявили должной мудрости для того, чтобы предотвратить эту войну. Излишнее преобладание одного из измерений в оценке ситуации деструктивно влияет на конфликт. Если подходить только с точки зрения международного права или геополитического заговора, то это те понятия, которые нагнетают конфликт. Результат налицо.
Нам это не очень приятно. Но сколько еще людей должно погибнуть? Что будет, если победит Украина, мы понимаем? Что будет, если победит Россия? Пока непонятно. Это создает достаточно нервозное для всех обстановку.
— А как вы считаете, кто победит в этой войне?
— Это все равно, что писать вилами по воде. Мы можем об этом только гадать.
— Но вы не исключаете, что Россия может победить в этой войне?
— Я не знаю. И никто не знает, в этом и проблема. Нам надо быть последовательными в своей позиции, уважать суверенитет и территориальную целостность стран, что мы и делаем. Кстати, позицию азербайджанского руководство по украинскому конфликту я разделяю. Очень грамотная позиция у Баку. В тоже время нам надо говорить и русским, и украинцам: «Что вы делаете?!».
— Может ли Азербайджан стать площадкой для переговоров?
— Если будет доверие сторон, то почему бы и нет?
— Ровно через месяц в Турции состоятся президентские выборы. Как вы оцениваете предвыборную ситуацию в Турции?
— Я могу сказать, что независимо от того, кто бы не победил на президентских выборах в Турции, в последующий период мы увидим определенную отстраненность Турции во внешней политике. Может быть, не во всех делах и не в нашем регионе, но в определенная слабость во внешней политике до установления новой власти будет наблюдаться. Если к власти придет другой, то ему в какой-то период придется пойти на неудобные компромиссы по внешней политике.
Если побеждает правящая партия, то она побеждает с небольшим преимуществом, что может привести к внутриполитической напряженности, и ей придется искать внешней поддержки в определенный период. Это не продлится долго. Для нас важно, чтобы время поствыборной слабости не повлияло на постконфликтный период и мирный процесс. Я вам описал тот риск, который, скорее всего, ждет нас, но не знаю, кто победит на выборах Турции.
— Как вы оцениваете отношения Азербайджана и Ирана?
— Есть вероятность, что в результате подписания мирного соглашения Азербайджана с Арменией Иран теоретически может потерять общую границу с Арменией. Иран этого очень боится. Иран реагирует на теоретически возможную потерю своих границ с Арменией с нервозностью.
В последние дни мы видели частые контакты азербайджанской и иранской сторон. Были телефонные разговоры глав МИД, помощник президента Азербайджана встречался с послом Ирана, сейчас более позитивная тональность намечается.
Налаживание отношений Азербайджана и Армении Ирана касаться не должно. 200 лет Иран не имел никаких видов на этот регион и на то, как тут перекраивается граница. Почему вдруг после того, как Азербайджан восстановил свою территориальную целостность, его начало интересовать, какие границы будут на Южном Кавказе? Он не интересовался этим ни при царе, ни при коммунистах, ни даже тогда, когда Армения оккупировала территории Азербайджана. Но как только мы освободили свои территории, Иран зашевелился. А что, если мы договоримся об изменении границ с Арменией? Почему это должно беспокоить Иран? Что такого Иран провозил через Армению, что не сможет провезти через Азербайджана? Вот это создает напряженность в отношениях, но в последние дни мы видим попытку Ирана умерить свой обвинительный тон. Мы обсуждаем свои дела с Арменией, причем тут Иран?
— Значит, в возможную эскалацию Азербайджана и Ирана вы не верите?
— Всякое может быть. Мы ничего не можем исключать. Это очень сложный процесс. Но все, что мы видим — это результат постконфликтной ситуации между Азербайджаном и Арменией. Все берет начало отсюда. Аресты, нападки Ирана на Азербайджан связаны с тем, что мы расходимся во мнениях относительно того, имеет ли право Азербайджан согласовать границу с Арменией или нет. Иран считает, что мы должны согласовывать свои действия с ним. По какой такой логике?
— Начиная с 2020 года президент Азербайджана больше всего посетил страны Центральной Азии. Что наша страна ищет в этом регионе?
— Сейчас много говорят о «серединном пути», китайском глобальном лидерстве. Обратим внимание, что президент посетил Таджикистан, затем встретился с премьер-министром Грузии, а затем полетел в Казахстан. Я так полагаю, что готовится визит Ильхама Алиева в Китай. Это важный проект, поскольку мы становимся частью европейско-китайской торговли, поэтому глава государства должен прийти на переговоры в Китай подготовленным. Я думаю, что эти визиты связаны с этим.
— И напоследок я задам вопрос по внутренней тематике. Сейчас очень много обсуждений по поводу возможных парламентских выборов, изменений парламентской системы. На прошлых выборах вы выдвинули 29 кандидатов, но прошел всего один. Каковы ожидания от новых выборов?
— В 2020 году мы достигли очень ограниченного результата. Мы превратились в парламентскую партию с одним кандидатом. Что касается будущего, то у нас есть ожидания, которые сформировались в результате нашего диалога с Администрацией президента и парламентским руководством. Ожидается, что избирательная система будет изменена, будет введено пропорциональное представительство: либо смешанное пропорционально-мажоритарное, либо чисто пропорциональное. Правящая партия в этом заинтересована, и инициатива исходит от властей. Этот процесс затормозился в определенной степени из-за конфликта между Азербайджаном и Арменией. Тем не менее мы не знаем, готовиться нам по мажоритарным выборам или по смешанной системе. Но определенные заготовки мы делаем: общаемся с членами партий, выявляем критерии, изучаем ситуацию в стране относительно поиска тем, которые можно поднять во время избирательной кампании, чтобы увеличить наше присутствие в парламенте.
Сейчас наша задача заключается не в том, чтобы увеличить представительство и сделать это качественно. Мы ставим цель создать институциональное представительство в парламенте. Один, три, пять представителей в парламенте — это просто депутаты, но когда есть институциональное присутствие, это означает права фракции, представительство в комитетах, сотрудники секретариата. Это все те вещи, которые достижимы даже в рамках нынешней системы. Если мы достигнем своих целей, это качественно изменит политическую систему страны, принцип политической конкуренции.
— Какие еще оппозиционные партии пойдут в парламент?
— Я не знаю. Для нас сейчас главное получить институциональное представительство. Я считаю, что партия должна быть представлена в парламенте не качественно, а институционально.
— Спасибо за беседу.
С.Абубекиров