Мое первое знакомство с Крымом — 1976 год, и это была Евпатория с бабушкой и дедушкой. Последующие 10 лет каждое мое лето я был в Крыму. В последующие годы я всегда тоже его посещал, хоть на пару дней, и теперь навсегда он связан с теплыми воспоминаниями о детстве и о родных.
2014 год я встретил в Одессе, и никто не мог дать внятного объяснения тем событиям, которые молниеносно развивались в Крыму: что делает РФ, какова правовая оценка этим действиям и как противодействовать с юридической точки зрения? О международном гуманитарном праве, очевидно, тогда речи и не шло, ведь Украина впервые столкнулась с вооруженной агрессией. Более того, наша страна первая за всю историю конфликтов испытала на себе все технологии гибридной войны в чистом виде, стала полигоном — от информационной пропаганды и нарратива «нас там нет» до прямых поставок вооружения и непосредственного участия ВС РФ.
Ответы не могли найти вплоть до 2016 года. Тогда все происходящее наконец получило свое определение. События в Украине начали квалифицироваться как международный вооруженный конфликт, а действия представителей РФ и подконтрольных ей оккупационных администраций — это военные преступления и преступления против человечности.
В том же 2016 году поступившее мне предложение возглавить прокуратуру Автономной Республики Крым выглядело полной авантюрой. Мы начинали работать в одном из цехов неработающего столичного завода Арсенал с коллективом в несколько десятков человек. Правозащитники тогда, к слову, полностью подменили собой правоохранительные органы: от сбора доказательств военных преступлений, нарушений прав человека до направления этих фактов в международные суды.
Правоохранительная система и органы правосудия напротив, в то время не имели представления, как квалифицировать преступления и как проводить следственные действия в условиях отсутствия доступа к территории; не понимали разницы между «военными» и «воинскими» преступлениями, да и сами «крымские» дела были разбросаны по всей Украине.
Но эта авантюра имела несомненный плюс: направление координации и расследования серьезных нарушений норм международного гуманитарного права, коими и являются военные преступления и преступления против человечности, можно было строить с нуля!
Прокуратура Автономной Республики Крым и правозащитники объединились и уже к концу 2016 года Офис прокурора Международного уголовного суда в Гааге, куда мы направляли все факты задокументированных преступлений, признал наличие в Крыму международного вооруженного конфликта между Россией и Украиной. А это значит, что на всю оккупированную территорию Крыма распространяются нормы международного права. В частности, гражданское население полуострова находится под защитой Женевских конвенций. Соответственно, военными преступлениями и преступлениями против человечности являются такие действия оккупационных администраций, как убийства, насильственные похищения и перемещения граждан, экспроприация и разрушение государственного и частного имущества, милитаризация детей, принудительный призыв на воинскую службу в ВС РФ, уничтожение культурных ценностей, нарушение экологических норм и т. д. Таких правонарушений, включая и Донбасс, зафиксировано более 20 тыс.
Со временем работа была выстроена так, что правоохранительные органы, в том числе и с помощью правозащитников, фиксировали и регистрировали все нарушения со стороны РФ и оккупационных властей. Таким образом, мы усложнили, а где-то сделали и невозможной подмену крымской реальности лживыми пропагандистскими заявлениями.
Когда-то французский маршал Мюрат в письме Наполеону отметил: в России невозможно воевать, они не соблюдают правил театра военных действий, против шпаги достают вилы. Правила войны как раз и регламентированы Женевскими конвенциями, начиная еще с 1864 года и все стороны вооруженного конфликта должны их соблюдать. Их нарушение влечет серьезную ответственность. И пример тому Нюрнбергский процесс или трибунал по бывшей Югославии.
Как гласит приговор Нюрнбергского трибунала, международные конвенции не могут быть лазейкой для ухода преступников от ответственности. О неприсоединении к международным договорам, в том числе идет речь. Начиная с XVIII века, развивались и усовершенствовались принципы, основанные на точке зрения, «что убивать беззащитных людей или наносить им вред противоречит военной традиции». То есть суть в том, что необходимость гуманного обращения распространяется на мирное население в вооружённых конфликтах любого характера.
Меня часто спрашивали: «РФ не признает международное право и юрисдикцию Международного уголовного суда, так какие последствия?» Последствия рано или поздно наступят, ведь международное право — это то, что нарабатывалось столетиями и является последствием двух мировых войн.
В Уголовном кодексе Украины есть статья 438, предусматривающая ответственность за нарушение правил и обычаев ведения войны. Она действует с конца 90-х. Но по понятным причинам впервые мы ее применили в январе 2017 года, зарегистрировав уголовное производство по обращению Мустафы Джемилева о массовом насильственном замещении Россией населения оккупированного ею Крыма.
По разным оценкам, на сегодня страна-оккупант незаконно переселила в Крым от 170 тыс. до более 750 тыс. граждан Российской Федерации. Фактически РФ открыто колонизирует полуостров, меняет его демографический состав, уничтожает украинскую и крымскотатарскую идентичность. В этом году в крымские школы пошли дети, которые родились в оккупации, живут и учатся по чуждым законам, навязанным РФ.
Читая лекцию в Стэнфорде, я проводил исторические параллели с Кючук-Кайнарджийским «мирным» договором, заключенным в 1774 году между Россией и Османской империей, согласно которому Крымское ханство приобретал свою независимость. Но через семь лет под различными предлогами с целью защиты своих границ от «постоянных набегов крымских татар», Россия оккупировала Крымское ханство, что через семь лет стало причиной потери его независимости. А еще через более 30 лет после «мирного» договора, например, не осталось ни одного крупного землевладельца из числа коренного населения. Прошло 300 лет и история повторилась. С целью «защиты русскоязычного населения» Крыма РФ осуществила оккупацию. Последствия так же трагичны.
Все факты грубых нарушений страны-оккупанта в Крыму нашли отображение в материалах для Международного уголовного суда. С 2016 года только по ситуации в Крыму туда отправлено 12 аналитических сообщений. Помимо незаконного перемещения, это, например, и масштабные и систематические факты нарушения прав собственности. Идентифицировано почти 4 тыс. пострадавших: у 3,7 тыс. — незаконно отобрали имущество, у 250 — его уничтожили. Это военное преступление, так как уничтожение, экспроприация чужого имущества запрещена Женевскими конвенциями, если она не вызвана военной необходимостью.
Кроме того, именно органы прокуратуры дали свою первую оценку в контексте экономических потерь от оккупации Крыма, установленную на основании предварительных данных материалов уголовных производств — 1 трлн грн.
Почему это все важно и зачем была создана отлаженная система работы с подобными преступлениями?
Мы не можем пока защитить наших граждан физически. Но мы можем и обязаны фиксировать и расследовать все факты военных преступлений и преступлений против человечности, и как результат, привлечь к ответственности каждого виновного. И, без преувеличения, мы приближали это. В конце 2020 года Офис прокурора Международного уголовного суда признал, что в оккупированных Крыму и отдельных территориях Луганской и Донецкой областей имеют место быть военные преступления и преступления против человечности. А это значит, что вскоре Украина может получить решение об открытии полноценного расследования, но процедура принятия может занять еще определенное время. Процесс не быстрый, кропотливый и ответственный, результатов не будет «здесь и сейчас», но он перспективный при правильной организации и понимании.
Важно отметить, что ратифицируй Украина Римский статут — правовую основу для МУС — расследование уже бы началось. Пока мы затягиваем процесс ратификации, Украина не имеет права голоса в Ассамблее стран —участников суда, чтобы ускорить расследования, не может стать активным участником международного уголовного процесса. Поэтому это ключевой вопрос, если мы действительно хотим правосудия, об этом стоит также коммуницировать на государственном уровне так же активно и громко, как за последний год звучит проблематика Крыма.
Международное право отвечает на многие вопросы, поэтому акцент, по моему мнению, должен быть на нем. А катализатором многих процессов в международных судах и, в частности, в МУС являются внутригосударственные судебные процессы, результат которых зависит от знаний и качественной работы следователей и прокуроров. Именно поэтому мы всегда ставили в приоритет наработку единых механизмов.
В то же время мы в своей работе никогда не подменяли международное правосудие национальными судами. Это не менее важно и даже после принятия решения Международным уголовным судом о завершении предварительного расследования и признания военных преступлений, мы не прекратили сбор доказательств. И речь не только о международном правосудии, а и о национальном. Международный уголовный суд — это дополнительный инструмент для привлечения к ответственности высшего политического и военного руководства РФ. Основная работа — на национальной системе. На сегодня уже тысячи правонарушений расследуются украинскими правоохранительными органами и рассматриваются национальными судами. Из масштабных уголовных производств — захват Крыма, включая дела экс-чиновников, способствовавших оккупации полуострова; причастность к оккупации организации Украинский выбор, захват украинских военнопленных моряков, привлечение к ответственности высших представителей черноморского флота РФ, которые сыграли одну из ключевых ролей в захвате Крыма, организаторов «живых щитов», которыми прикрывались «зеленые человечки» во время взятия воинских частей.
Такими глобальными делами с конца 2019 года в структуре Офиса генерального прокурора занимается Департамент преступлений, совершенных в условиях вооруженного конфликта. После того, как была выстроена система по Крыму, налажена работа по фиксации, мониторингу и анализу доказательной базы, разработана стратегия расследования военных преступлений, создан реестр пострадавших, сформирована хронология событий оккупации полуострова и выстроена коммуникация с Международным уголовным судом и правозащитниками, этот опыт был применен на центральном уровне — в Департаменте. Только теперь с учетом Донбасса. Также системно и на результат.
Возвращение оккупированных территорий для Украины, неотвратимость наказания для виновных, восстановление прав пострадавших, в том числе репарация, и право знать правду о том, что произошло в условиях оккупации, какой бы она не была — может стать значимым мировым кейсом для целого поколения юристов и правозащитников, для будущего страны. И это неотъемлемая часть переходного правосудия — пути от вооруженного конфликта и оккупации к миру и возобновлению системы правосудия и госуправления.
Для эффективной работы в этом направлении нам необходима имплементация в национальное законодательство норм международного уголовного и гуманитарного права. Соответствующий законопроект уже принят парламентом и находится на подписи у президента. За годы вооруженного конфликта с РФ мы стали практиками международного уголовного права и, если мы квалифицируем преступление как военное, ни у кого в цивилизованном мире не должно быть сомнений, что это именно оно.
Работы у нас всех еще много. И сейчас ее нужно делать не просто хорошо, а «на отлично». Фундамент для этого уже заложен.
Гюндуз Мамедов
Заместитель генерального прокурора Украины, бывший прокурор Крыма, кандидат юридических наук