Лучшим другом Владимира Путина среди ключевых лидеров Европы неожиданно оказался французский президент Франсуа Олланд.
Неожиданно — потому что победа Олланда на президентских выборах-2012 явилась не самым приятным событием для Кремля. Путин уже вполне привык к бывшему Николя Саркози. Который не стал для него близким личным другом, как Герхард Шредер или Сильвио Берлускони, но всегда находил возможность для теплого и конструктивного взаимопонимания. И даже очень помог третьему президенту РФ Дмитрию Медведеву уладить все вопросы с Западом после пятидневной осетинской войны августа 2008-го, завершившейся официальным признанием независимости Абхазии и Южной Осетии со стороны Москвы.
Еще совсем недавно официозные комментаторы заходились сладкими слюнями, рассказывая, какой у Олланда низкий рейтинг (что правда) и как он треском проиграет выборы-2017 то ли все тому же Саркози, то ли и вовсе боевой подруге российского бомонда, лидерше Национального фронта Марин Ле Пен. Сейчас эти рассуждения стихли. С Олландом решено временно дружить. Ведь из числа лидеров G7 он, именно и только он предлагает создать общую коалицию по борьбе с ИГИЛ (террористическая организация, деятельность которой запрещена в РФ – Прим. ред.) с участием России, а не без неё.
При том нельзя сказать, что пакет позиций французского президента совпадает с набором представлений его российского коллеги. Олланд, как и его соратники по НАТО, считает, что сирийский Башар Асад должен как можно скорее уйти — Путин по-прежнему отстаивает мысль, что на переходный период (от полугода до нескольких лет) альтернативы Асаду нет. Олланд призывает сконцентрироваться на бомбежках собственно ИГИЛа — российская же авиация пока обстреливает, в основном, все прочие военизированные группировки в Сирии, кроме ИГИЛа. И так далее.
И все же что-то уловимо общее у Путина и Олланда нынче есть.
Нашему президенту давно осточертела внутренняя политика. Слишком скучны эти дела, Господи — копаться в грязи коровников или успокаивать потных дальнобойщиков, не видящих в упор своего платонического счастья. К тому же Путин давно постиг, что его верноподданный народ все равно не отречется от вождя и сделает все, как хочет хозяин Кремля, пусть даже и после некоторого необязательного брюзжания. О чем же здесь заботиться, о чем переживать?
ВВП нужна политика международная, где он видит своей целью принудить Запад (прежде всего США, далее — Евросоюз) к переговорам о новом разделе мира по принципам, похожим на ялтинско-потсдамские (1945). А по дороге — добиться фактической легализации Крыма в составе РФ и отмены (смягчения) западных санкций против вставшей не с того колена суперстраны.
То же и Олланд. Но по другой причине. У него во внутренней политике дела откровенно не клеятся. К 2014 году он со своим рейтингом загремел ниже 20%, став самым непопулярным президентом Франции за все время Пятой республики (то есть начиная с де Голля). И для него внешнеполитические успехи — последний шанс вернуться к вопросу о повторной победе в 2017 году. Что хорошо понимают его соратники. На минувшей неделе премьер-министр Франции Мануэль Вальс так и сказал, что благодаря своим миротворческим усилиям Олланд уже вошел в историю, не меньше.
Так что у двух лидеров — одного излишне самоуверенного, другого не слишком уверенного в себе — есть общая платформа. «Встретились два одиночества, развели у дороги костер».
Только что там дальше в этой песне? «А костру разгораться не хочется, вот и весь разговор». Боюсь, что так.
Ибо для пакта Путина — Олланда отсутствует главное: единое понимание того, что происходит с миром и что должно происходить. И контуры общей концепции никак пока не просматриваются сквозь рассветную мглу начинающейся зимы.
Станислав Белковский, «Собеседник»