Российский политолог Лилия Шевцова сравнивает Россию с туловищем, от которого оторвалась нога – Украина, и объясняет, куда бежит это изуродованное тело
Украина – вызов для России и вызов для Запада. Я думаю, что роль Евромайдана в нашей, не только постсоветской истории, не только в российской, украинской истории, но и в европейской истории, гораздо важнее, чем 1991 год. Я это говорю не для того, чтобы польстить украинцам и сказать, что вы важнее, чем все остальное. Нет. Я уже полтора года говорю: Евромайдан важнее, чем распад Советского Союза.
Распад СССР привел к расщеплению большого советского монстра на множество маленьких или не очень маленьких государств, за исключением Балтии. Балтия выпрыгнула. Она успела соскочить с Титаника. А в остальных государствах, России, Украине и остальных, сохранился тот же генетический код совковости, генетический код, который в любой момент мог и уже привел к возрождению самодержавия – локального, белорусского, казахстанского, азербайджанского, януковичевского.
Евромайдан – это было что-то другое. Это было нечто другое в постсоветском пространстве. Это была попытка выйти за пределы старой парадигмы, попытка цивилизационного вызова. Украина выскочила из российского кармана и бросилась совершенно в другую плоскость, в иной мир, пытаясь построить новую нацию, новое государство. И, естественно, Россия не могла этого простить. Она не могла не попытаться вас остановить.
Но все, что произошло в 2014 и 2015 году – это было разрушение старого миропорядка. Его нет. Нет европейского старого порядка. И нет посткоммунизма. Вы, желая или не желая этого, осознанно или нет (Майдан не осознавал, что он творит не только в украинскую историю), закрыли целую главу. Вычеркните из своей памяти посткоммунизм, его больше нет, со всеми иллюзиями, стереотипами, надеждами глупыми. Его нет больше. Начинается новая история. Какая? Мы не знаем. Но вы в первую очередь и будете ее творить.
Грустно и драматично то, что вам придется гораздо труднее, чем полякам, чем балтийцам в 1991 году, чем Восточной Европе. Потому что мир другой. Ему труднее будет вам помочь. Эта помощь будет меньшей, не такой, какой была помощь в 1989 году тем, кто делал Бархатную революцию.
Второй момент. Почему Россия жестко реагировала на ваш соскок? Почему вы так нужны России? Потому что дело не в Путине. Забудьте про Путина и про Кремль. В России все еще существует жесткая страшная мертвая система, которая не может жить без Украины. Украина для этой системы, может, не правая рука, но часть тела, скажем, нога. Вы представляете себе, если вдруг правая рука и нога отделяется от туловища и куда-то убегает? Как это, оставшееся, тело будет жить?
В каком-то смысле правы те в России, кто говорит, что уход Украины, бегство Украины, украинцев – это подрыв российского государства. Да. Это подрыв российского государства в той форме, в которой оно существует сегодня. И мы не знаем, что мы будем делать без вас, если вам все удастся. Дай Бог.
Приходится констатировать, что мы либералы (а я принадлежу к этому либеральному гетто в России) мы вас не поняли. Мы вас предали. Мы в принципе не пережили ваш уход. И даже те из нас, кто даже сейчас сидит в тюрьме, борется за права, ходит на демонстрации за нашу свободу и достоинство, даже многие из них говорят: «Украинцы не так делают. Они идут [в Европу] без нас. Они должны вместе с нами туда идти».
Мы сломались на Украине. Это сложная история. Может, когда-то мы об этом поговорим.
Третий момент. А что же Запад? Я все время нападаю на Европу и Запад, это у меня теперь такое хобби. А что Европа, что Запад? Оказывается, в тот момент, когда это было нужно, в момент аннексии Крыма, в момент, когда Россия уже перешла ваши границы, Запад и Европа все думали: а что это такое? Может, успокоятся, уйдут? Европейское сообщество, либеральные демократии, самые современные сообщества на земле, интеллектуально и политически не поняли, не осознали, что происходит и с Россией, и с Украиной. Более того, Россия в 2004 году, после вашего первого Майдана, уже начала идти в совершенно очевидном направлении. Вот по этой дороге, по которой Россия идет. Европа не заметила этого.
В то время, когда Россия готовилась к ревизионизму, к реваншизму, Европа проводила политику, которая называется партнерство во имя модернизации. Когда там нечего было модернизировать. И в известной степени Запад и Европа ответственны за то, что произошло с вами, с Крымом, с Донбассом.
Если бы не было западного попустительства, если бы не было попустительства европейских западных столиц, если бы ЕС не был беззубым абсолютно созданием, Путин никогда бы не пошел на то, на что он пошел. Но, очевидно, его общение в те годы – Ширак, Саркози, Берлускони, Шредер, Камерон, Обама (Меркель я пока из этой череды вычеркиваю), наверное, убедили его, что нет красной черты, которую нельзя перейти. И Запад, Европа в первую очередь, создавал искушение для Кремля – попробовать, где же эта красная черта.
Следующий момент. Крым. Крым – это ловушка. Да, Крым дал фантастический рост популярности Путина. Было 60%, стало 80%. У какого лидера сейчас такой рейтинг? Кремль воспользовался Крымом для того, чтобы перевести Россию из одной модели в другую за очень короткое время. Из модели имитации либеральных институтов, партнерства с Западом и Европой Россия перешла в парадигму войны. Но ловушка в том, что в парадигму войны очень легко впрыгнуть, а оттуда – очень трудно выскочить. Поэтому России, а может, Кремлю потребуется все новые и новые инъекции. Когда становишься наркоманом, чтобы быть в форме, тебе нужны инъекции. Поэтому после Украины нужны будут новые инъекции. Сейчас – Сирия.
Сирийский гамбит означает признание нами, Путиным и Кремлем, своего поражения в Украине. Это попытка выйти из украинской ловушки. Это попытка заставить мир забыть о войне с Украиной. И это попытка, отчаянная и циничная, заставить Запад прорвать блокаду, посадить Путина обратно за тот же стол с ними, за круглый стол великих держав. Потому что Россия, не только путинская, а вообще Россия не может быть Северной Кореей. Она может быть великой державой только когда она сидит с Западом за одним столом.
И еще две вещи. Сирия – это также попытка опять проверить Запад на мачизм – есть ли у него жилка хоть какая-то? Есть ли там кураж, драйв или там просто бесхребетная плоть? И заставить Запад принять свои правила игры сначала в Сирии, а потом, может, и в другом месте.
И третья задача – это воспроизвести в России всю ту же военно-патриотическую легитимацию. Мы уже не можем без этого наркотика. Нужно питание. Нужно впрыскивать в вены постоянно угрозу, иначе общество еще задумается о том, чтобы открыть окна.
Последнее. О звонке. Бывают очень страшные звонки. Украина с одной стороны закончила одну главу, а с другой стороны она нажала звонок, который говорит: прежняя эпоха на постсоветском пространстве закончилась. Украина пошла первая. Потому что все модели, которые возникли в 1991 году – они нежизнеспособны. Белоруссия, Молдова, Кыргызстан, Таджикистан, Азербайджан, Армения, Грузия (она была первая, но не очень удалось), Россия – всех ждет кризис, стагнация, агония. Россия уже находится в агонии.
Другое дело, что в агонии бывают и перерывы, бывает какой-то потенциал, если нефтью подкрепить. Это может продлиться 5-6-7-10-20 лет, но это нежизнеспособно. Это пространство взорвется. Огромный вызов и для Европы, и для мира взрыв этого пространства, которое может стать турбулентным в любой момент, и предсказать это невозможно. Все взрывы, все цунами в конечном итоге социально и политически происходят непонятно каким образом.
И самое последнее. Как вы думаете, для Европы сейчас сумерки или рассвет с политической точки зрения? Пока не рассвет. Столько проблем у Европы, у Запада, у Америки. То, что происходит в западном мире – это кризис. Не первый. В XX веке было два кризиса – в 30-е годы и в 70-е. Запад вышел из них, потому что это единственная жизнеспособная цивилизация. И сейчас выйдет. Другое дело, когда и каким способом. При этих лидерах? Конечно, нет. Никогда. Лидеры статус-кво, привыкшие жить в посткоммунизме, в ситуации какой-то стагнации, релятивизма, отсутствия четкой идеологии. Нет. Это не те лидеры. Значит, придется ждать других. Может, Америка будет первой, после Обамы? Кто первый? Скорее всего, оттуда пойдет энергетика.
Но важно, что украинцы, пусть не вовремя, пусть в момент сумерек, но вы проснулись, вы впрыснули себе адреналин и впрыснули его Европе, она зашевелилась. Правда, и Путин вам помог. Но важно, что вы в любом случае, несмотря на все ваши проблемы, взяли вектор, выскочили из нашего кармана, и обратно уже ни в коем случае не пойдете.
Кто-то сказал, что между нами, русскими и украинцами, теперь кровь. Да, кровь. И нам, нашей нации, и вам еще придется это осознать. Но все теперь зависит от вас. Вы должны сделать то, что сделали когда-то поляки.
Вы никогда не сможете выйти из серой зоны, если вам не поможет Европа. И для Европы это не акт альтруизма. Это не «спасибо за то, что вы тратили свои жизни и свою кровь». У Европы тоже должен быть прагматический расчет. Если у Европы на восточных рубежах останется эта гнилая серая зона, финляндизация (как говорят многие мои коллеги в Европе и в Америке: «Пусть Украина останется в зоне финляндизации»), то Россия всегда будет в этой финляндизации искать, где у Европы и Украины поджилки.
Я хочу вам пожелать терпения, мужества, самоиронии, надежды. Если вы сможете это сделать, то и мы в России, может быть, начнем подниматься с колен. Гете как-то сказал: «Если кто-то поднимается с колен и выпрямляет спину, провидение всегда ему помогает». Успеха вам.
Эту речь Лилия Шевцова, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Brookings Institution, произнесла в Киеве 27 ноября в Мыстецьком Арсенале, куда была приглашена на конференцию Украинской школы политических студий, медиапартнером которой выступило украинское издание Новое Время.